Адам и Ева

Николай открыл конверт, достал из него лист и протянул Мелисе. По мере прочтения выражение ее лица менялось с настороженного на восторженное. Бонами, освещая текст, держал горящую головню. Организаторы конференции, представляющие международный фонд изучения и защиты дикой природы, предлагали создать рабочую группу, призванную в течение года посетить те места на планете, где последние сто тысяч лет в результате мутаций ДНК рождались гаплогруппы Y‑хромосомы, представляющие ныне живущие народы планеты. Итогом экспедиции должен был явиться отчет с изучением взаимосвязей рождения новых видов Homo Sapiens и природных явлений и условий, влияющих на их возникновение в конкретном месте в конкретное время. А вывод отчета должен был дать прогноз того, где, как и когда существующее ныне древо Y‑хромосомы может породить новые ветви вида Homo Sapiens. Отдельными листами были приложены смета проекта и три контракта на имена Мелисы, Изабель и Николая.

– Это Африка, Евразия и Америка в один год, с проездом, проживанием и содержанием, – Мелиса закрыла лицо ладонями, качая головой. – А почему именно мы?

– Виной тому наши доклады, – предположила Изабель. – А мы о них уже забыли.

– Фонд запрашивает план наших действий, – сказал Николай. – Полагаю, первой мы объедем Африку, а точнее, посетим народы – носители корневых гаплогрупп Y‑хромосомы A и B. А – это бушмены и готтентоты. B – это пигмеи.

– Древнейший койсанский язык, на котором говорят бушмены и готтентоты, сохранил народ хадзаба, живущий вокруг озера Мадьяра здесь, в центре Танзании, – Мелиса не могла скрыть восторга, и ее синие глаза счастливого ребенка сияли. – До них можно добраться за день на автомобиле. И мы узнаем генетику хадзаба. Ведь предки бушменов и готтентотов двести, сто тысяч лет назад, в эпоху Адама и Евы, едва ли жили в пустыне Калахари. А жить они могли в саваннах вокруг озер великого разлома под сенью снежной вершины Килиманджаро. Впоследствии их могли вытеснить на юг, в пустыню. А хадзаба с койсанским языком, выстояв, может являться островком эдема библейских Адама и Евы в Танзании.

– Возможно, – согласился Николай. – Тогда подписываем контракты, указываем номера наших счетов – и в дорогу. А конверт в фонд отправим с ближайшей почтовой станции.

– Надеюсь, ни черноногие, ни команчи на ней на нас засады не устроят, – улыбнулась Изабель.

До земель народа хадзаба добирались сутки. К деревне шли пешком, так как подъезда к ней не было. Над зелеными зарослями густого буша поднимались головы жирафов.

– Когда рядом жирафы, спокойнее, – объяснял Бонами. – С высоты своего роста они первыми замечают хищников.

Десяток молодых мужчин в набедренных повязках сидел на земле, в тени акаций. Старшему не было тридцати лет. Он ладонями тер тонкую палочку, концом вставленную в углубление в небольшом полене.

– Добывая огонь, – переводил Бонами речь хадзаба, – надо твердое дерево тереть о мягкое, и возникает искра.

Мелиса, Изабель и Николай, впервые услышав речь на койсанском языке, были поражены ее необычным звучанием. Произнося слова, хадзаба пощелкивал языком.

– Так необычно, – восхитилась Изабель. – Они похожи на взрослых детей.

– У хадзаба нет календаря, и они живут в каменном веке охотой и собирательством, – рассказывал Бонами.

На огне хадзаба жарили мясо добытого накануне павиана. Наевшись, они набили глиняную трубку какой‑то травой, пустили ее по кругу, вдыхая дым и отчаянно кашляя, и скоро погрузились в умиротворенное состояние.

– Хадзаба похожи на бушменов, а отдаленно на монголоидов, – рассуждала Мелиса, пытаясь повторять слова койсанского языка, пощелкивая языком, будто играя с младенцем. – Они абсолютно дикие.

– Сущие дети, – соглашалась Изабель. – Я ощущаю себя в палеолите, ни малейшего намека на современность.

За разговором Николай взял анализы ДНК у десяти представителей хадзаба, руководствуясь тем убеждением, что чем больше выборка, тем убедительнее результат. Палочки с ватой и слюной спрятали в контейнеры.

– Нас приглашают на охоту, – объявил Бонами.

– Надеюсь, сегодня павианы не попадутся, – шептала Мелиса, натягивая тетиву врученного ей лука. – Я бы предпочла копье. На него удобно опираться.

В густом буше хадзаба крались абсолютно бесшумно, уподобившись бестелесным духам. При этом они без промаха стреляли из луков длинными стрелами во все, что движется.

Из земли откопали дикий картофель и тут же его съели. Он был влажный и вкусный.

Сухую траву, свив в жгут, подожгли, окуривая диких пчел. Из дупла дерева хадзаба осторожно достали полные меда соты.

Солнце клонилось к закату.

Мелиса, Изабель и Николай, растворившись в реалиях каменного века и освоив десяток основных слов щелкающего койсанского языка, из одежды оставили на себе минимум, жестами и походкой уподобившись гостеприимным хозяевам.

На закате солнца наступила кульминация. В общине хадзаба произошла свадьба. Юноша подошел к группе девушек и самую красивую, взяв за руку, отвел в сторону. Избранница, нежно обняв, поцеловала жениха. Хадзаба, хлопая в ладоши, затянули древний ритмичный напев. Молодые были необыкновенно хороши. Их стройные силуэты высились над зеленой порослью буша на фоне большого оранжевого диска солнца, медленно погружающегося за линию горизонта.

– Адам и Ева, – обобщила Изабель, и все кивнули с улыбками на счастливых лицах.

– Мы повернули время вспять, – рассуждая, Мелиса выражением глаз уподоблялась подростку. – Вернувшись на двести тысяч лет назад.

– Адам и Ева в африканской саванне, говорящие на щелкающем языке носителей корневой Y‑хромосомы, именуемой A, – разведя в стороны руки, Изабель удивленно осмотрелась. – И все это планета хранила двести тысяч лет через эпидемии, войны, наступления ледников и взрывы вулканов, для чего?

– Для того чтобы однажды мы увидели всю картину, вместив двести тысяч лет эволюции в один год, – Мелиса склонила голову. – И поняли, что все человечество – это единый выводок с общими предками.

– Может, это показано нам, для того чтобы мы, если не научились друг с другом мириться, хотя бы попытались ужиться на нашей небольшой планете, – Изабель пожала плечами.

– Я подумал вот о чем, – Николай говорил с несвойственной для него серьезностью. – У нас достаточно информации, чтобы вместить двести тысяч лет эволюции современного человечества в один год нашей жизни. А не придется ли нам за год пережить то, что все поколения людского древа пережили за двести тысяч лет?

Вопрос повис в воздухе. Изабель и Мелиса переглянулись, и в их взглядах мелькнула тревога. Но то было лишь мгновение.

Тем временем юные Адам и Ева уединились в свитой из соломы, подобно птичьему гнезду, хижине, и счастливее их не было людей на планете.

Народы, говорящие на койсанских языках, не просто десятки тысяч лет жили изолированно от внешнего мира, но отдельные общины их жили изолированно друг от друга по тридцать тысяч лет. И в лагере хадзаба было ощущение реальности первозданного мира, без рас, еще не успевших родиться, без войн, без грядущей истории с расцветами и закатами цивилизаций.