Адам и Ева

– Это европейская Ева, – предположила Изабель.

– Да, но кое‑кто из ее потомков попал в Азию, – Николай поднял глаза на усыпанное яркими звездами небо. – Кроме L0, L1, L2 и особо значимой L3, Ева породила ветви: L4, широко представленную у хадза в Танзании, L5, L6 и L7.

Николай вновь взялся за барабан. Мелиса, заявив, что она перевоплотилась в азиатскую Еву, носительницу митохондриальной гаплогруппы M, подняв руки, встала в центре деревни, у пылающего огня. Изабель объявила, что она в этот вечер олицетворяет европейскую Еву N. Ладони Николая коснулись туго натянутой кожи, и барабан гулким ритмом огласил экваториальный лес древней мелодией жизни. Танцы продолжались до рассвета. Пигмеи, хлопая в ладоши, мерно раскачиваясь, исполняли напевы каменного века, повествуя об окне возможностей, однажды счастливо открывшемся для них и не закрытым по сию пору.

 

Глава 15

 

Покинув долину реки Конго, экспедиция, следуя по стопам евразийского Адама, пыля казавшимися бесконечными дорогами, оказалась на Эфиопском нагорье и далее на берегу Баб‑эль‑Мандебского пролива, отделяющего Африку от Аравийского полуострова. Рядом гудками и скрежетом металла шумели причалы эфиопского портового города Асэба. Слева пенились воды изобилующего кораллами Красного моря, окруженного раскаленными солнцем песками Египта, Судана и Аравии. Справа на берег накатывались расцвеченные белыми барашками изумрудные волны Аденского залива и Индийского океана. Баб‑эль‑Мандебский пролив был полон судов всех возможных форм и размеров, доставляющих все достояние Азии к Суэцкому каналу и в Средиземное море, в порты Генуи, Амстердама и Гамбурга.

– Не знаю, как вы, – Мелиса осмотрелась с улыбкой жизнерадостного подростка, – а я переживаю ощущение проникновения в параллельную реальность, несмотря на все танкеры и сухогрузы, телекоммуникационные мачты и наш «Лендровер».

– То есть в прошлое, – заметила Изабель, убирая от глаз бинокль.

– Да, в прошлое, – африканский загар шел Мелисе, – но хотела бы заглянуть и в будущее.

Наступил последний день пребывания в Африке. По этому поводу устроили торжественный обед с приобретенными в Асэбе омарами и шампанским.

Песок пляжа застелили брезентом. Разожгли огонь. Подняв жестяную кружку с пенящимся напитком, Изабель, волнуясь, произнесла:

– Признаюсь, я переживаю противоречивые чувства. С одной стороны, Африка, страстно мною любимая, но порой дикая и пугающая, у меня отняла немало сил, и я с нетерпением ожидаю перехода в Евразию. С другой стороны, мне до слез жалко расставаться с обласканной солнцем и океанами древней колыбелью человечества. Ведь, по большому счету, Африка – наш общий отчий дом, и она объединяет всех нас от Британии до Японии и Новой Зеландии.

Неуловимой тонкой экспрессией безграничного загадочного обаяния и художественным взглядом на вещи француженка и здесь окружила себя разнообразными мелочами так, словно вышла прогуляться на средиземноморское побережье в Провансе и, встретив друзей, им очень обрадовалась.

– И меня Африка растрогала до слез, – глаза Мелисы выражали печаль. – Я не представляю, как расстанусь с ней. Это как уйти из собственного дома.

Скоро омары и шампанское улучшили настроение.

– Давно хотела спросить, – Изабель паузой добилась тишины, а Мелиса невольно отметила: чем талантливее актер, тем дольше у него пауза. – Вы все время упоминаете ОНП, а мы с Бонами молчим, делая вид, что что‑то понимаем.

– Однонуклеотидный полиморфизм, ОНП – это, – Мелиса взглянула на Николая, оценивавшего на глаз ширину Баб‑эль‑Мандебского пролива. – Это отличия последовательности ДНК размером в один нуклеотид в геноме представителей одного вида. Нуклеотид – это органическая молекула.

– И тут мы идем по следу евразийского Адама с ОНП мутацией М168, – Изабель взглянула на Николая, а он, улыбаясь, ответил:

– У мужчины, жившего около восьмидесяти восьми тысяч лет назад, принадлежавшего гаплогруппе BT, произошла мутация ОНП M168, и у него родился евразийский Адам с гаплогруппой CT Y‑ДНК, последний общий предок которой жил около шестидесяти восьми с половиной тысяч лет назад.

– Где теперь находят сородича евразийского Адама? – Изабель укрыла голову от палящего солнца соломенной шляпой с алой лентой.

– Находят носителей CT в Леванте и Иране, в Чехии и Румынии и на правом берегу Среднего Дона в Костенках 12, возраст этого поселения тридцать две тысячи лет.

– Костенки – это место, где люди из костей мамонтов строили круглые жилища, – линии рук Изабель были продолжением ее силуэта, и их движение имело магическую силу. – И тысячелетия укрывались в них у очагов от обжигающего стужей дыхания Вюрмского ледника.

– Да. Костенки – место волшебное. Предположительно, там люди жили с мамонтами, как теперь живут с коровами, – Николай качнул головой. – Однажды побывав там, место это уже не забыть.

– Но где появился на свет евразийский Адам? – Мелиса подняла глаза на Изабель – Что подсказывает интуиция тебе, ловец молний?

– Зачать его могли в Африке под сенью лесов Эфиопского нагорья, среди курящихся вулканов и ревущих львов, – Изабель обернулась на юг, к Африке, демонстрируя изысканный профиль. – А родить…

– А родить могли уже в Аравии или в Леванте, на новой родине, в Евразии, – Мелиса, пригубив кружку с шампанским, улыбнулась, освещая пространство обаянием позитива. – Может, и гены мутировали из‑за перехода на новый континент.

– Я вдруг подумала вот о чем, – лицо Изабель выражало удивление внезапного озарения. – Для каждого из нас собственными Адамом и Евой являются отец и мать. Во‑первых, потому что они нас родили. Во‑вторых, оттого что от первых Адама и Евы наших родителей отделяет лишь десяток мутаций атомов в ДНК и двести тысяч лет. Для космоса это миг.

– С этим я абсолютно согласна, – Мелиса положила ладонь на руку Изабель. – Мы вообще слабо осознаем, участниками какого удивительного процесса являемся.

– И все‑таки пара десятков километров морской стихии для людей, похожих на современных пигмеев, – Изабель, с сомнением качнув головой, взглянула на Николая. – Может быть, люди вышли из Африки в Евразию, поднявшись на север долиной Нила к его дельте и далее через Синай и Левант.

– Возможно, – Николай усмехнулся, и углы его глаз очертили тонкие складки. – Но, во‑первых, Вюрмский ледник, наморозив воду на полюсах, обнажил побережья морей и океанов на десятки километров, и пролив мог быть совсем не широк. Во‑вторых, север Африки – это пустыни, и одолеть их непросто. Впрочем, иногда Сахара превращалась в цветущую саванну.

На следующий день с восходом солнца к пристани Асэба подошел катер из Йемена. Бонами оставался в Африке. По женским щекам катились слезы. Последовали крепкие объятия и уверения в вечной дружбе.