Блокадник

Дядиными заботами маленькая семья жила в достатке, но без излишеств – впрочем, так было и при отце. Город тоже жил обычной жизнью, будто и не происходили каждую ночь исчезновения ни в чем не повинных людей. По утрам под окнами громыхал по мостовой фургон со свежим хлебом, из «тарелки» радиоприемника гремели бравурные марши и жизнерадостные песни. В соседнем «Ударнике» показывали новые картины, а на углу стояла тележка мороженщицы. У Пети никогда не было карманных денег, и на эти маленькие радости приходилось выпрашивать у бабушки. Бабушка вообще распоряжалась всеми финансами, включая зарплату Галины.

Состав жильцов квартиры потихоньку менялся. Маруся уже полгода назад покинула их и уехала куда‑то в область к своим финским родственникам. Семья двоюродной сестры Петиной мамы завербовалась на Север, а вместо них въехали совершенно незнакомые люди: супруги с тремя детьми. Со старшим, Вовкой, Петя сблизился. Они вместе гуляли, ходили на комедии в «Ударник». Вовка научил Петю играть в шахматы.

У Петиной семьи распоряжением домкома отобрали большую гостиную и отцовский кабинет, оставили лишь комнату бабушки и бывшую спальню родителей, где теперь обосновался Петя. В гостиную вселилась шумная семья откуда‑то с Урала, а в кабинет – странноватый эстонец по фамилии Тилло. Как выяснилось, это был один из разработчиков советского телевидения. Он запомнился обитателям квартиры нелепыми россказнями о том, что скоро в каждой семье будет возможность смотреть кино, не выходя из дома. Над Тилло открыто смеялись и называли «контуженым».

Самые теплые отношения Петя поддерживал с младшим сыном Марии Андреевны – тем самым дядей Колей, который в прошлом году принес трагическую весть на дачу. Это был добрейший, но слабохарактерный человек. С детских лет хромал после травмы, поэтому в армию его не призывали. Имел музыкальное образование, но карьеры на этом поприще не сделал, а довольствовался работой тапера в кинозалах немого фильма и питейных заведениях. В результате крепко подружился с зеленым змием.

Николай имел особую любовь к разнообразным творческим деятелям. Еженедельно случалось его братание с очередным непризнанным гением – где он их только вылавливал в таких количествах! Казалось, находящиеся в творческом кризисе личности толпами ходили по Ленинграду от шалмана до шалмана исключительно в поисках дяди Коли. Знакомство неизменно завершалось полуночным стуком в прихожей, причем с парадного хода. Бабушка со вздохом отпирала, дядя вталкивал с лестницы очередного забулдыгу в длинном шарфе и помятой шляпе или с потухшей трубкой в зубах. И провозглашал, наполняя квартиру перегаром:

– Па‑азвольте представить: известный художник, ныне страждущий – господин Глушков!

На следующей неделе это мог быть «великий композитор Клюзнер» или «гениальный поэт Михайлюк». А то и оба разом, но все неизменно были «страждущими». Гости устраивались на кухне и долго вели разговоры «об искусстве». Выгнать их не было никакой возможности. Впрочем, гении обычно не слишком шумели.

Дядя Коля был женат на красавице Анечке, она работала бухгалтершей в какой‑то солидной конторе, на ней держалось все хозяйство. Когда Николая выгнали с очередной работы, он ушел в запой и несколько дней спал на кухне на сундуке, не внимая укорам жильцов квартиры. В результате жена не выдержала и с маленькими детьми уехала к родственникам в Северодвинск. Дядя страшно переживал и все порывался уехать вслед за семьей, но в результате так и остался с матерью: он всегда был ее любимчиком. Совсем забросив игру на фортепиано, он устроился водопроводчиком в местный ЖЭК. Причем, несмотря на такую работу и пагубное пристрастие, все‑таки оставался человеком, сохранившим интеллигентный облик и разносторонние интересы. Он мог подолгу говорить с Петей о книгах, музыке, рассказывал всякие смешные истории.

 

Глава 6

 

В очередной раз дядя Вася появился на майские праздники. Принес угощения, а для Пети, как всегда, – стопочку первоклассной типографской бумаги для рисования. Посидели за столом, и дядя неожиданно попросил бабушку отпустить племянника на лето в деревню, где они с женой сняли домик. Бабушка с радостью согласилась.

На дачу выехали в середине мая, на черной служебной «эмке» – Василий Васильевич продолжал успешно делать карьеру и к тому времени уже состоял членом обкома партии. У них с супругой было заведено проводить летний отдых порознь. Тетя Надя обожала русскую природу, а дядя Вася к этому был весьма равнодушен, но не мог года прожить, не поплескавшись в Черном море. Поэтому неработающая Надежда Антоновна на все лето забиралась в самую глушь Ленинградской области, где муж снимал ей обычный деревенский домик, а сам в течение своего короткого отпуска расслаблялся в лучших санаториях на курортах Кавказа.

В этом году для слияния с природой было выбрано местечко неподалеку от станции Суйда, на берегу живописной речки с тем же названием. Домик был крохотный, но чистый и уютный. Хозяева, получив щедрый задаток, уехали к родственникам в соседнее село, так что Надежда Антоновна наслаждалась покоем по полной программе. Видимо, в русской глубинке она получала от жизни не меньшее удовольствие, чем в лучах столичных софитов в пору молодости.

Петя был весьма удивлен, когда увидел, что тетя привезла с собой на дачу. Это были предметы, неуместные в деревенской избе: шелковые портьеры, атласные подушечки, зеркало в причудливой резной раме, набор красивой старинной посуды, целый чемодан книг, большая коллекция духов, расписные веера и даже какая‑то картина – видимо, без этих вещей жизнь представлялась тете Наде немыслимой. И еще гамак – этого приспособления Петя никогда раньше не видел, но вскоре по достоинству оценил.

Оказалось, тетя Надя придерживается методики спартанского воспитания. Она в категоричной форме требовала выполнения установленных ею же правил – впрочем, здесь она не сильно отличалась от Петиной мамы. Нужно было в точно установленное время вставать и ложиться спать, приходить с улицы на обед и ужин; никогда не спорить; есть, что дают, и всегда молча, быстро и до последней крошки; ежедневно читать указанное количество страниц выбранной тетей книги. И постоянно ходить в одних трусах, даже в прохладную погоду – таким способом тетя принуждала Петю «закаляться». За ослушание наказывала: ставила в угол, запрещала ходить на речку, не давала есть, если опоздал к столу.

Особым испытанием для Пети было ходить вместе с тетей купаться. Выяснилось, что она убежденная приверженка натуризма – единения человека с природой, предполагающего отсутствие преград в виде одежды. На укромном речном пляжике Надежда Антоновна по мере возможности старалась полностью обнажаться и в таком виде принимала солнечные ванны. «Чувства стыда за свое тело у человека быть не должно», – постоянно повторяла она.

Впервые увидев голую женщину, Петя вместо любопытства испытал ужасный стыд и даже брезгливость. Он старался не смотреть на теткино оплывшее тело и делал вид, что они не вместе. Но не тут‑то было! Тетка принялась требовать, чтобы и племянник разделся догола – сначала убеждала, а потом просто силой стянула с него трусики. Петя рыдал, прикрываясь руками, но тете была абсолютно чужда сентиментальность. Хорошо еще, что место, где они обычно купались, было практически безлюдным. Но иногда поблизости все‑таки появлялись местные, и тогда Пете хотелось провалиться сквозь землю или утопиться. Однако многие из деревенских ребятишек сами купались голышом – и мальчишки и девчонки. К Петиному удивлению, они не видели в этом ничего особенного. Лишь порой хихикали, посматривая на тетю. Пете оставалось только смириться.