LIB.SU: ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

Чекист. Польская линия

Я поначалу не понял, чего вдруг, потом дошло, что Феликс Эдмундович ни разу не видел меня в штатском костюме. Впрочем, если бы кто‑то, а хоть я и сам, узрел товарища Дзержинского в гражданской одежде, не узнал бы, настолько сросся его образ с военной формой.

– Хороший портной, – продолжил между тем Председатель, разглядывая мой пиджак.

– Это я в Архангельске шил, – торопливо признался я, словно опасаясь, что Дзержинский попросит адрес портного. Впрочем, что для Феликса Эдмундовича какой‑то адрес?

Но адреса Феликс Эдмундович спрашивать не стал, а принялся есть. Ел Председатель ВЧК аккуратно, но как‑то равнодушно, словно ему все равно, что у него на тарелке – вкусная рисовая каша, или опостылевший супчик из воблы. Интересно, а если бы на тарелке Дзержинского оказалась … ну, хотя свиная отбивная, с картофелем, или омлет с грибами? Думаю, ничего бы не изменилось. Не удивлюсь, если еда не доставляла ему удовольствия, а являлась только насущной необходимостью.

– Владимир Иванович, кто рисовал макет нагрудного знака? – поинтересовался вдруг Дзержинский.

– Идея моя, а воплощение – Татьяны Михайловны, – кивнул я на дочь кавторанга.

Я почти не погрешил против истины. Ну, за исключением того, что сам содрал идею с нагрудного знака «Почетный чекист». Изначально, поручил сделать эскиз Саше Прибылову, не сомневаясь, что он из моей корявой картинки сотворит шедевр. Но художники, они странный народ.

Я ведь уже говорил, что художников нужно топить во младенчестве? Кажется, говорил, но готов повторить эту фразу еще раз. Казалось бы, чего тут стараться и мучиться, если перед тобой лежит набросок, изображающий щит и меч, с красной звездой посередине, и надписью «почетный чекист»? Так нет же, Саша Прибылов и здесь сумел накосячить. Вместо «французского» щита изобразил итальянский овальный, сильно зауживавшийся снизу, справа и слева – по звездочке, а вместо меча нарисовал два скрещенных турецких ятагана. Думаю, вы уже догадались, что получилось? Ага, «Веселый Роджер». Пришлось перепоручить работу Татьяне.

Хотел невинно осведомиться – что, мол, эскиз неважный, но не рискнул. Татьяна может шутку не оценить, да и Феликс Эдмундович тоже.

– Рисунок отличный, художник вполне профессиональный, – сказал Председатель ВЧК, отчего Татьянам Михайловна зарделась. – Но я позволил себе одну поправку. Ваш меч на знаке установлен вертикально вверх.

– Ну да, – кивнул я. – Щит символизирует защиту граждан, но клинок, острием вверх – меч, готовый разить.

– Думаю, все и так догадываются, что символ ВЧК – и защита, и нападение, Но острие, устремившееся вверх, не очень красиво. Я распорядился поместить меч за щитом, а рукоятку расположить сверху.

Спорить с Дзержинским я не стал. Все равно, в глазах простого обывателя, хоть меч, а хоть и щит госбезопасности, символизирует нападение. К тому же, было бы странно, если большой начальник не отыщет огрехи.

– Первую партию знаков планируем выпустить ко дню взятия Варшавы, – сообщил Дзержинский будничным тоном.

И тут я едва не подавился жиденьким чаем. Вроде бы, вопрос о взятии Варшавы пока не стоит. Если верить тем историческим источникам, решение о наступлении на столицу Польши будет принято только в середине июля. Сейчас же июнь, и поляки огрызаются так яростно, что говорить об успехах Красной армии, покамест рано. Впрочем, мое «назначении» на условную должность польского «первочекиста» состоялось еще раньше. Кто знает, когда в голове товарища Ленина созрел план советизации Польши?

– Может, лучше выпустить первые знаки к трехлетию образования ВЧК? – осторожно предложил я и пояснил. – У нас будет привязка к конкретной дате, а не к условной.

Дзержинский только неопределенно мотнул бородкой. Встал, уложил в опустевшую миску кружку, и отправился сдавать грязную посуду, подавая пример нерадивым сотрудникам, норовившим оставить ее на столе. Надо бы предложение внести – расположить в нашей столовой лозунг, типа «Помоги товарищ нам, убери посуду сам!», или «Поел – убирайся сам!».

Мы с Татьяной последовали примеру Дзержинского. Когда выходили, наткнулись на Артузова. Артур понюхал запахи столовой, и грустно сказал:

– Опять рис. Фу. – Я хотел предложить, чтобы Артур Христианович угостил кашей бедную девушку – пожалуй, в нее и третья порция влезет, но тот вздохнул: – Терпеть не могу рисовую кашу, но есть придется.

Посмотрев на меня, Артузов сказал:

– Мне утром из Коминтерна звонили, тобой интересовались.

Артур, славный парень, не сказал, кто именно интересовался, но я догадался сам. Неужели Наталья вернулась? Танюшка – девчонка славная, с ней можно в огонь, в воду, да и в постель, уж извините за откровение, но все‑таки, это не то. Татьяна, пусть она и моложе, но это не Наталья Андреевна. А если читатель обзовет меня геронтофилом, переживу. Переживал и не такие глупости.

 

Глава 2. О журналистах и журналистике

 

Моя бы воля, понесся бы аки лось в Коминтерн, но сначала нужно проводить до бронепоезда Татьяну. Все‑таки, не очень прилично бросать девушку прямо на Лубянке.

Наверное, пока шли до Каланчевской площади, я невольно ускорял шаг, потому что Татьяна время от времени фыркала, и просила идти потише.

Мой поезд слегка увеличился в размерах. Кроме пяти бронированных вагонов к нему прицепили еще три. Видимо, товарищ Артузов поедет на фронт не один, а с силовым сопровождением. Откуда‑то с хвоста слышался загибистый флотский мат красного командира Карбунки. Не иначе, революционный матрос наводит порядок. Вообще, из всех моих архангельских орлов, известие, что мы отправляемся на фронт, порадовало лишь двоих – Карбунку и Потылицына, а остальные либо выразили равнодушие, либо даже недовольство. Не вслух, разумеется, но физиономии стали кислыми. Как ни странно, (а может – наоборот, нормальная реакция?), явное недовольство выразил лишь товарищ Исаков. Буркнув – мол, опять воевать, Александр Петрович сверкнул очками, и отвернулся. Подозреваю, что бывшему штабс‑капитану хотелось выругаться, но постеснялся из‑за своей природной интеллигентности.

А вот Карбунка с Потылицыным, скорее всего, не навоевались. Бывший матрос с удовольствием вспоминал, как он гонял по железке «Павлина Виноградова», под градом английских и французских гранат, обстреливая из пулеметов белогвардейские цепи. Про град мореман явно преувеличивал, про цепи – тем более. В худшем случае его бронепоезд, нынче сражающийся с поляками, мог заполучить одну‑две бомбы, не больше, а такой дурости, как атаковать бронепоезд пехотными цепями, военачальники Северного правительства себе не позволили. Это только мои бывшие коллеги по работе в Череповецкой чека хватают, как они в густом лесу ходили в штыковые атаки[1]. А Вадим Сергеевич Потылицын, «рыцарь плаща и кинжала», не может жить, не ввязавшись в какую‑нибудь авантюру, а иначе сидел бы себе тихонечко в Норвегии, или в Финляндии, ловил форель, а не вернулся в Россию искать себе приключений на важное место.


[1] Наседкин Л.С. Воспоминания. Машинопись. Место хранения – архив ЧерМО.

 

TOC