Чекист. Польская линия

У входа в вагон с довольно высокими ступенями, я остановился, задумавшись – а как следует поступать, по правилам хорошего тона? Вроде, положено пропускать женщину вперед, но здесь довольно приличная высота, и возникнет весьма скользкий момент. Нет, насколько помню, из правил есть исключения – мужчина первым должен выходить из лифта, чтобы помочь даме, и из машины. А вот ручку Татьяне Михайловне целовать не стану. Во‑первых, она еще девушка (пусть и формально), во‑вторых, моя подчиненная, а в‑третьих, лобзанье руки у женщины – это есть буржуазные предрассудки.

Между тем Татьяна хмыкнула, оглядела меня с головы до ног, и сказала:

– Вам бы, товарищ Аксенов, костюм следовало вначале погладить, а уже потом на свидание торопиться.

– Почему на свидание? – возмутился я. Возможно, чуть‑чуть ненатурально, потому что Татьяна пропустила мой возглас мимо ушей и задала новый вопрос.

– А правда, что вашей даме сорок лет, и она дочь графа Комаровского?

Мне бы сказать, что это не так, и что собираюсь в Коминтерн по сугубо важным и служебным делам, но этой девушке я отчего‑то соврать не смог. Правда, предварительно огляделся по сторонам – не слышит ли кто? Узрев в тамбуре караульного, махнул ему рукой – мол, сгинь с глаз моих, а потом собрался с духом.

– Правда, – согласился я, но уточнил. – Только лет ей не сорок, а тридцать семь. Но ее папа уже не граф, а эмигрант.

– П‑а‑а‑думаешь! – протянула Татьяна. – Мой предок штурманом у самого Петра Великого служил, и вместе с государем шведские фрегаты на Неве брал! Вот.

– Танюш, а мои предки вообще крестьянами были, и мне все равно, кем они были, – сообщил я.

– Крепостными? – поинтересовалась Татьяна.

Вот уж чего не знаю, того не знаю. В Череповецкой уезде были и крепостные крестьяне, и монастырские, и государственные. А деревня Аксеново, откуда родом мой Вовка? Я только пожал плечами.

– Знаю только, что они из староверов. Да и какая разница? Вон, у адмирала Макарова дед точно крепостным был.

– Вице – адмирала, – механически поправила меня девушка.

Вот что значит дочь кавторанга. А начни разговор, выяснится, что ее папенька вместе с Макаровым служил, и на «Петропавловска» чудом уцелел.

– Ладно, Владимир Иванович, – насмешливо посмотрела на меня Татьяна Михайловна. – Вижу, что вы с ноги на ногу переминаетесь, словно куда‑то спешите. (Я догадался, что Таня хотела сказать «в гальюн», но не сказала. А ведь с нее бы сталось!) Отправляйтесь – ка на свидание к свой графине, а я вас пока подожду.

– В каком смысле, подожду? – не понял я.

– В том смысле, что вы решить должны – с ней остаетесь, или со мной, вот и все.

Ну, ни хрена себе! Мне уже и условия ставят. А я‑то дурак решил, что у нас свободные отношения. Ага, как же.

– Сколько вам времени понадобится? Месяца хватит? Или два?

Я обалдело хлопал глазами, пытаясь понять – всерьез это она, или шутит? Но похоже, что не шутила.

– Ладно, даю вам три месяца, – махнула рукой Татьяна, словно купец, решивший – таки заключить сделку. – Три месяца подожду, а там решайте – с графиней останетесь, или со мной.

Не дожидаясь, чтобы кавалер поднялся наверх, и предложил руку, Татьяна слегка придержала подол, а потом взлетела по лестнице вверх, с ловкостью бывало матроса.

От Каланчевской площади до Моховой, где на углу, почти напротив Александровского сада, обитал Коминтерн пешим ходом около часа. Стало быть, у меня было достаточно времени, чтобы осмыслить ультиматум, предъявленный Татьяной, но разговор с дочкой кавторанга вылетел из головы минут через пять. Ладно, не через пять, через десять. И думал не о последствиях – что, пристрелит она меня из своего револьвера сорок четвертого калибра, или сама пустится во все тяжкие – так это уж, как пойдет. Больше интересовало – откуда она узнала про дочь графа Комаровского, и про ее возраст? Впрочем, я из этого секрета не делал, а источником информации могла стать Анька Спешилова, узнавшая о моих сердечных переживаниях от мужа. Да и сама Анна могла видеть нас вместе. Москва, в сущности, одна большая деревня даже в двадцатом году двадцать первого века, а что говорить о двадцатом?

Но остальное время думал о предстоящей встрече с Наташей, и о том, как же я нехорошо поступил, изменив своей любимой женщине. Утешал себя тем, что мы с ней пока не муж с женой, а вот если бы были официально женаты (хоть в ЗАГСЕ, а хоть в храме), тут уж другое дело. М‑да, а я сам‑то в это верю? Пожалуй, не очень. Мало быть мужем и женой, надо и видеться почаще.

Тем временем, ноги привели меня к зданию Коминтерна. Уже не в первый раз подумал, что выбор места здесь не самый удачный – все иностранные коммунисты, входившие внутрь, на виду.

У ворот Александровского сада расположился какой‑то пожилой книжник, разложивший на опрятной рогоже старые книги. Как я не спешил, но пройти мимо не смог. Так. Ключевский, Карамзин, Устрялов. Были здесь еще несколько сборников Баратынского и Фета и два тома из собрания сочинений Пушкина. Эх, когда же у меня будет постоянное место жительства, где можно устроить библиотеку? Но на одном из трудов Карамзина я узрел интересную брошюрку. Батюшки – святы! Так это же первоиздание «Пригожая повариха» Михаила Чулкова. Едва ли не первое эротическое издание в России. Места много не займет, а книжечка редкая.

Но только я уцепил приглянувшуюся книгу, как меня попытался отпихнуть в сторону какой‑то усатый дядька, толстомордый, со слегка выпученными глазами, от которого изрядно попахивало самогонкой и несвежими портянками.

– Ну ка парнек, дай сюды! – потребовал дядька, протянув руку за книгой.

– С какой стати? – хмыкнул я, поворачиваясь к книжнику.

– Сюда подай, я кому сказал!

Я внимательно посмотрел на «поддатого» ценителя редких книг. Если бы не военная форма, можно бы принять его за обнаглевшего извозчика.

– Товарищ, эту книгу я первый взял, значит, она моя, – сообщил я.

Если честно, то будь гражданин повежливее, я уступил бы ему эту книгу. Похоже, он был из породы библиофилов. Но коли хамит, то шиш ему, а не «Пригожая повариха».

– Ну ладно… – злобно прошипел дядька.

Я уж было подумал, что гражданин сейчас ринется в драку, но он лишь злобно позыркал на меня выпученными глазами и куда‑то побежал.

С книжником мы сторговались на двухстах рублях. Подозреваю, что он хотел бы получить больше, но после случившегося инцидента старичок заторопился и принялся собирать книги.

Я еще не успел отойти, как меня окликнули:

– Гражданин, стоять!

Ко мне приближался толстомордый библиофил, а с ним два милиционера с винтовками. Повернувшись к стражам правопорядка, я улыбнулся:

– Слушаю вас внимательно.

– Ваши документы, гражданин, – строго потребовал от меня один из милиционеров, а толстомордый, радостно улыбался, потирая ладошки.

– А вас не учили, что вначале нужно представляться самим?

– Гражданин, ваши документы, – упрямо твердил милиционер.