Чтиво
– Нет, Ник, вы ее тут же спустите на скачках.
– Ладно, господин Бартон, оставьте мне ваш номер и я займусь этим.
Бартон продиктовал номер и добавил:
– Я искренне верю в вас, Билейн.
И повесил трубку.
Что ж, дела налаживаются. Но с потолка льет как никогда. Я стряхнул с себя дождевые капли, глотнул саке, скрутил сигарету, зажег ее, затянулся, раскашлялся. Надел коричневый котелок и включил автоответчик. Медленно направился к двери, открыл, а там стоит Маккелви. Широченная грудь, а плечи такие, словно там от души поролоном набито.
– Аренда окончена, засранец, – выпалил он. – Чтобы твоей задницы тут больше не было.
Тут я посмотрел на его живот, похожий на гору дерьма. Недолго думая, я втопил туда свой кулак. А лицо гостя в это же мгновение встретилось с моим коленом. Маккелви упал и скорчился на боку. Неприглядное зрелище. Я приблизился, вытащил его бумажник. Там оказались фотографии детей в откровенных позах.
А не грохнуть ли его? Но вместо этого я лишь взял карту «Золотая виза», пнул его разок по заднице и вызвал лифт.
Решил пройтись до магазина Реда. Сяду за руль – опять где‑нибудь не там припаркуюсь, а разбрасываться деньгами на штрафы я себе позволить не могу.
Всю дорогу до книжного меня одолевали мрачные мысли. Человек рождается, чтобы умереть. Что это значит? Это значит болтаться без толку и все время чего‑то ждать. Ждать какого‑нибудь автобуса. Ждать летней ночью в номере вегасского отеля, когда же явится пара больших буферов. Ждать, когда рак на горе свистнет. Ждать, когда жареный петух клюнет. И опять без толку болтаться.
Ред был на месте.
– Тебе повезло, только что свалил этот пьяница Чинаски. Болтал тут про свои марки.
– Да ладно, пес с ним. У тебя есть экземпляр «Когда я умирала» Фолкнера с автографом?
– А то!
– Сколько стоит?
– Две восемьсот.
– Подумаю.
– Минутку, – сказал Ред и повернулся к парню, который листал большим пальцем первое издание «Домой возврата нет».
– Эй, положи книгу на место и проваливай!
Парень был на вид хиловатый и очень сутулый, в желтом дождевике.
Он поставил книгу на полку и прошел мимо нас к выходу, а на глаза слезы наворачивались. Дождь перестал. Дождевик уже ни к чему.
Ред посмотрел на меня.
– Ты только подумай, вот такие, как он, заходят сюда с мороженым!
– Я могу и не такое представить.
В глубине магазина стоял еще один человек. Кажется, я узнал его по фотографиям. Это Селин. Селин ведь?
Я медленно подошел к нему, довольно близко. Было видно, какую книгу он читает. Это была «Волшебная гора» Томаса Манна.
Человек увидел меня.
– У этого парня проблема, – сказал он, потрясая книгой.
– С чем?
– Он считает тоску искусством.
Человек, похожий на Селина, поставил книгу на место. Я рассматривал его.
– Удивительно.
– Что именно?
– Я думал, вас нет в живых, – ответил я.
Он взглянул на меня.
– Я тоже думал, что вас нет в живых.
Так мы и стояли там, глядя друг на друга.
Ред напомнил о себе.
– Эй, ты там! Вали отсюда, тебе говорят! – завизжал он.
Но нас там было двое и я спросил, кому следует валить.
– Тому, кто на Селина похож. Вали давай!
– А что случилось? – спросил я.
– Я прекрасно вижу тех, кто все равно ничего не купит!
Селин (или уж не знаю, кто он) направился к выходу. Я двинул за ним.
Он прошел немного в сторону бульвара и остановился у газетного киоска.
Киоск этот там был всю жизнь. Однажды, лет двадцать‑тридцать назад, я около него встретил трех проституток, позвал их всех к себе, и одна из них мастурбировала моему псу. Их это забавляло. Они были пьяные и под колесами. Потом другая пошла в туалет, грохнулась там башкой и все испачкала кровью, пришлось долго вытирать большими мокрыми полотенцами. Я отнес ее в кровать и потом сидел с остальными, пока они, наконец, не ушли. А та, что башку разбила, осталась на четыре дня и четыре ночи, уничтожила все запасы пива и бесконечно говорила про своих двоих детей в Миссури.
В общем, парень этот – Селин или нет? – стоял у киоска с журналом. Подойдя ближе, я разглядел, что это «Нью‑Йоркер». Он положил журнал на место и посмотрел на меня.
– Только одно мне не нравится, – сказал он.
– Что именно?
– Они понятия не имеют, как надо писать. Никто.
Мимо проезжало пустое такси, и он громко окликнул водителя. Машина замедлила ход, он устремился к ней и нырнул в открывшуюся дверь на заднее сиденье.
– Эй, подождите, – крикнул я. – Вопрос есть!
Такси умчалось в направлении Голливудского бульвара. Селин выглянул из машины, высунул руку, показал мне средний палец и был таков.
Вообще, в том районе я не видел такси лет десять. В смысле, чтобы именно пустое проезжало.
Так, дождь закончился, но тоска не проходила. Кроме того, стало прохладнее, а запах вокруг стоял такой, как будто кто‑то пустил ветры, но перестарался.
Я поднял воротник, втянул голову и двинулся в сторону Мюссо.
Итак, у меня есть золотая «Виза». Я жив. Временами даже ощущаю себя Ником Билейном. И напеваю себе под нос песенку Эрика Коутса.
Ад таков, каким ты сделаешь его сам.
