Что случилось этим летом

– Пайпер, я сделала не меньше сорока снимков, на которых ты выглядишь как богиня. Сколько вариантов тебе нужно?

Она преувеличенно надула губы:

– Пожалуйста, Ханна. Я куплю тебе мороженое.

– Я не семилетняя девочка, – проворчала Ханна, забираясь на каменную скамейку. – На меня брызги летят.

– О, получилась бы такая милая фотография!

– Да, – сухо ответила сестра. – Уверена, всем девятнадцати моим подписчикам она бы понравилась.

– Если бы ты позволила мне хотя бы раз репостнуть…

– Ни за что. Мы это уже обсуждали. Откинь голову. – Пайпер подчинилась, и ее сестра сделала снимок. – Мне нравится уединение. Никаких репостов.

Пайпер спрыгнула с перил и забрала у Ханны свой телефон.

– Просто ты такая милая. Все должны это знать.

– Ни за что. Это слишком большое давление.

– Почему?

– Ты, наверное, уже настолько привыкла, что не задумываешься о том, насколько… насколько твое настроение зависит от всех этих незнакомцев и их комментариев под твоими постами. Вот, к примеру, ты сейчас смотришь на гавань или пытаешься придумать подпись к фотке?

– Уф. Удар ниже пояса, – призналась Пайпер. – А «чувствую себя немного моллюскенькой» – это мило?

– Да, – фыркнула Ханна. – Но это не значит, что ты можешь отметить меня на фото.

– Ладно. – Пайпер хмыкнула и сунула телефон в задний карман. – Я подожду с публикацией, чтобы не проверять наличие лайков. Все равно интернет не ловит. На что я должна смотреть? Что может предложить мне реальность? Направь меня, о мудрая.

Ханна со снисходительной усмешкой взяла Пайпер под руку. Они купили по мороженому в маленьком магазинчике и направились к рядам пришвартованных рыбацких лодок. Чайки зловеще кружили над головами, но через некоторое время их вид и пронзительные крики стали частью пейзажа, и Пайпер перестала беспокоиться о том, что на нее нагадят. Стоял влажный августовский день, туристы в сандалиях и широкополых шляпах проходили мимо вывесок, рекламирующих наблюдение за китами. Некоторые садились в покачивающиеся на воде лодки, другие стояли рядами вдоль причалов, забрасывая в синеву что‑то похожее на стальные сетки.

Пайпер заметила впереди белое здание с вывеской «Морской музей» и вспомнила, что Брендан говорил о памятнике Генри Кроссу.

– Эй. Хм, не хочу так вываливать это на тебя, но, по‑видимому, здесь есть памятник нашему отцу. Хочешь пойти посмотреть?

Ханна задумалась.

– Это будет странно.

– Очень странно, – согласилась Пайпер.

– Хотя было бы еще более странно, если бы его дочери не навестили его. – Она прикусила губу. – Давай пойдем и посмотрим. Если станем тянуть, то будем продолжать находить причины, чтобы не делать этого.

– А мы станем тянуть? – Не в первый раз за сегодня Пайпер пришло в голову, как мало они говорили об очевидном, также известном как размытое начало их жизни. – Ты хотела бы этого избежать, не узнавать ничего о Генри?

– А ты?

Сестры обменялись взглядами.

– Может быть, мы просто естественным образом следовали в этом маминому примеру.

– Да. – Только это не казалось неестественным. У нее было такое чувство, что в памяти чего‑то не хватает. Как будто свободная ниточка на свитере, которую невозможно не замечать. Или, может быть, на нее так подействовали слова Брендана в супермаркете. Ее мать, бабушка и дедушка скрывали от нее важные подробности о Генри, но она может узнать о нем сама, верно? Может быть, это ее шанс. – Пожалуй, я хочу пойти.

– Хорошо. – Сестра внимательно посмотрела на нее. – Давай так и сделаем.

Пайпер и Ханна продолжили путь вдоль гавани, высматривая памятник. Помахали в ответ пожилому мужчине, который сидел на лужайке перед музеем и читал газету. Вскоре после этого они заметили медную статую, очерченную морем. Их шаги немного замедлились, но они продолжали идти, пока не остановились перед памятником. Вокруг них кричали чайки, вдалеке гудели корабли, и жизнь шла как обычно, а они все стояли перед выполненной художником скульптурой своего давно исчезнувшего отца.

Это был он. Генри Кросс. Стоял здесь, увековеченный, все это время. Во всяком случае, его более крупная, чем при жизни, медная версия. Может быть, именно поэтому его застывшая улыбка и металлический блеск рыбацкой куртки казались такими безликими, чужими. Пайпер поискала внутри себя какую‑то связь, но не смогла ее найти, и от чувства вины у нее пересохло во рту.

Мемориальная доска, расположенная у его ног, гласила: «Генри Кросс. Глубоко скорбим. Вечно помним».

– Он похож на молодого Кевина Костнера, – пробормотала Пайпер.

Ханна фыркнула:

– Черт, действительно похож.

– Ты права. Это странно. – Они взялись за руки. – Пойдем. У меня через десять минут «Зум» с Сергеем.

Ханна согласилась выполнять в Вестпорте удаленную административную работу, и ей нужно было время, чтобы причесаться и обеспечить себе приличный задний фон.

Сестры быстрым шагом свернули на улицу, которая должна была привести их в квартиру над «Безымянным». Ни одна из них не произнесла ни слова. Ханна казалась глубоко задумавшейся, в то время как Пайпер пыталась бороться с чувством вины – и легким чувством неудачи – из‑за того, что ее не впечатлила первая встреча с Генри.

Была ли она слишком поверхностной, чтобы что‑то чувствовать? Или начало ее жизни было так далеко от реальности, что она не смогла его вспомнить столько лет спустя?

Пайпер сделала глубокий вдох, ее легкие радовались отсутствию смога. По пути они проходили мимо рыбаков, в большинстве своем мужчин в возрасте, и каждый из них приветствовал сестер, касаясь своей шапочки. Пайпер и Ханна улыбались в ответ. Даже останься они в Вестпорте на год, она, вероятно, так и не привыкла бы к дружелюбной непринужденности местных жителей, приветствовавших других людей безо всякой причины. В этом было что‑то приятное, хотя она определенно предпочитала скучное безразличие Лос‑Анджелеса. Определенно.

Также многое говорил тот факт, что по дороге она не смотрела в свой телефон. Если бы она отвечала на комментарии к своему посту, то, возможно, не заметила бы женщину, выставляющую свежую рыбу в витрину своего магазина, двух чаек, дерущихся из‑за картофеля фри, малыша, выбегающего из кондитерской и набивающего рот соленой ириской. Может быть, ей стоит почаще отрывать взгляд от телефона? Или по крайней мере наслаждаться настоящим, когда это возможно.