Дом без зеркал, или Волшебная формула счастья

Ни в каких ужиных царей я не верила. И продолжала бы не верить, если бы в темноте коморки, которая, судя по всему не коморка, а помещение побольше, что‑то не зашуршало. Жевательный рефлекс у меня моментально прекратился, я так и застыла, сидя на ящике с раскрытым и полным печенья ртом. Мои глаза привыкли к полумраку и в нем я увидела, как медленно и неспешно по полу движется решетчатая труба в пол обхвата. Сверху неё ещё одна такая же, тоже движется и от чего‑то немного блестит. Я сглотнула большую порцию печенья и до моего обалдевшего ума с запозданием дошло, что это не труба, а кольца громадной змеи. То, что я приняла за решетки, на самом деле крупные блестящие чешуйки. И если у этой змеи такое громадное тело, то наверняка венчает его такая же крупная голова с соответствующими зубами.

 

Глава 5. Даже у всесильных есть слабые места

 

Наверное, мой вопль разбудил эту гипер‑змею, но этого я не узнала, потому что со скоростью света отодвинула засов и выбежала из коморки прямо в руки Окамиру. Налететь на него и не снести, как кеглю из боулинга мне показалось, чем‑то магическим, потому что мой вес плюс его ускорение равно локомотив на полной скорости. Но Окамир даже не качнулся, когда я в него врезалась, только отставил левую ногу назад, и напряг мышцы на руках, обхватив ими меня.

Его немного древесный, приятный запах въелся мне в нос до самого вечера и на пару секунд обескуражил, я как дурочка замерла, уткнувшись ему в грудь, потому что только до неё и достаю. Хозяин дома отталкивать меня не торопился, что тоже крайне необъяснимо.

– Ну, ну, – утешая, прозвучал над макушкой его голос, – не надо так бояться‑то. Ужиный Царь в целом мирный. Но будить его не стоит. Кому понравится, когда будят, пока самый сладкий сон снится? Тихон, проверь, как ему спится.

Самообладание ко мне немного вернулось и я отстранилась от Окамира. Хотя древесный запах все ещё туманит голову. Возможно, какой‑то специальный парфюм, чтобы такие, как я, успокаивались и не вопили.

Блондин мирно улыбается мне, глядя сверху вниз. Видя эту непринуждённую улыбку, я поняла, что сбежать мне не удастся.

– Успокоилась? – дружелюбно поинтересовался он.

Сказать, что успокоилась – значит соврать. Но вряд ли здесь кого‑то интересует моя правда, я кивнула и ответила.

– Если так можно сказать.

– Ну и славно, – отозвался Окамир, который Баженович.

Вместо гостиной меня повели, как ни странно, на улицу, предварительно отняв корзинку с печеньем и одев в красивый голубой тулуп с оторочкой. В нем я, наверное, выгляжу, как меховой шар, но посмотреться негде – во всем доме я не нашла ни одного зеркала.

Снаружи метель прекратилась, снег падает большими хлопьями тихо и спокойно, вода вокруг дома вопреки законам физики не замерзает, а на берегу в снежной шубе молчит зимний лес.

Окамир подставил перед собой ладонь и поймал несколько больших снежинок, те тут же превратились в капли от тепла его тела.

– В общем так, Софья, – сказал он. – Ты интор, который производит жизненную энергию самостоятельно. Мы их называем доноры или сиятели.

Внимание моё в расфокусе от нервов, но медицинская практика учит сосредотачиваться даже когда делать это крайне сложно. Поэтому я попыталась следовать за его мыслями.

– Интор?.. Похоже на «интроверт».

Окамир кивнул.

– Так и есть, – согласился он. Хотя интроверт слишком общее понятие и отражает не все.

В голове пульсирует, животное начало намекает на то, что надо бы бежать, но я уже успела оглядеться и к разочарованию этого самого животного начала не нашла ни одной лодки или плота.

– Значит, – продолжила я, все ещё высматривая на воде средства сообщения дома с сушей, – есть и эксторы?

Хозяин дома стоит боком, но даже так я заметила, как в улыбке растянулись его губы.

– А, схватываешь, да? – произнёс он довольно. – Да, эксторы, «экстраверты». Мы их называем уравники.

– Так, стоп, а кто такие «мы»? – спросила я, вдруг поняв, что он уже второй раз говорит о себе во множественном числе. Вряд ли это вариант, как с Николаем Вторым.

Впереди на берегу белый вихрь метели закрутился в длинную спираль и метнулся к озеру. Блондин вдруг выбросил перед собой ладонь, с неё сорвалось что‑то вроде марева и волна искажённого воздуха умчалась на встречу метели. Они сшиблись рядом с кромкой и метель сотнями капель опала в озеро.

Изумленная, я заворочала глазами, глядя то на воду, то на Окамира. Тот пожал плечами и пояснил буднично:

– Твари. Те ещё твари. Нормальные зимой не вылезают. Но есть и такие, кто бродит даже зимой. Опасные создания. Так что без оберегов в лес не ходи. По твою душу ходят.

От его слов по коже пробежал морозец, хотя стою в теплющем тулупе. Мой взгляд скользнул по озерной глади, которая разделяет дом и берега. Окамир, наверное шутит, потому как без лодки перебраться на большую землю нельзя. А лодок в овкруге не видно.

Я проговорила:

– По воде я не умею, если что.

– Дело наживное, – отозвался Окамир непринужденно. – Навье через светлое озеро тоже не может.

На мой взгляд озеро не светлое, а очень даже тёмное. Но кто я, что бы спорить. Наличие каких‑то тварей в лесу приплюсовалось к списку моих переживаний, а Окамир как ни в чем не бывало продолжил:

– Пашка, например, больше уравник. Он активный, бойкий, любит компании и обожает общение. Рассказывает вечно что‑то, трещать может без умолку. А Тихон ближе к сиятелю. С Пашкой они хорошо ладят, но когда Пашка слишком активный, Тихону надо уединиться, чтоб восполнить силы.

– Потому, что Тихон их сам, э… производит? – попыталась вспомнить я слова Окамира, чтобы хоть таким образом отвлечься от трясущихся рук.

– Верно, – согласился он.

Повествование хозяина дома с его же картиной мира сочеталось логично. Но ответы на свои вопросы я все еще жду.

– Хорошо, – согласилась я вздыхая, – и я, по‑вашему…

– По‑твоему, – поправил меня хозяин дома и улыбнулся лучезарно и светло, у меня даже на миг разбежались мысли. – Лучше на «ты».

– Э… ладно. По‑твоему, я светильник или как там?

Окамир усмехнулся.

– Сиятель. Причем ты не просто сиятель, а один из тех, кто дает света очень много. Ведь не просто так ты выбрала для себя стезю лекаря.

– Медсестры, – поправила теперь уже я.

– Все равно, – ответил Окамир. – Это лекарь. Порой ей даже сложнее.