Дом без зеркал, или Волшебная формула счастья

Появилась новая вводная, я спросила:

– Какой ещё щит?

– Родительский, – пояснил Окамир. – До восемнадцати лет на человеке стоит силовой щит родителей. Он оберегает его от невзгод. Но как только приходит пора, он исчезает. С этого момента человек уже взрослый и должен сам со всем справляться.

– И с навь… навьеми? – уточнила я, а по позвоночнику в вертикальную складку внизу, где спина перестаёт гордо называться спиной, скатилась крупная капля.

Окамир кивнул.

– Особенно. Обычным, не таким мощным сиятелям как, ты не шибко опасно. Они быстро обучаются защищаться. Потому как в целом навью они даром не нужны. Разве что если совсем голодно будет. Нет, Софья, навьи ищут сиятелей посильнее, пожирнее…

– Вот про жир сейчас было не очень красиво, – набычилась я.

Хозяин чему‑то кивнул, хмыкнул.

– Они учуяли тебя в момент, когда настал част твоего рождения. Ты думаешь, почему упала в торговом центре? Прошибить тебя хотели и присосаться, причём всей гурьбой. Хорошо, что я успел отправить за тобой Тихона и водителя. А сам еле отбил тебя, пока они гнались за машиной.

От слов Окамира мне становилось жутко все больше и больше. Узнать в свой День Рождения, что за тобой гоняется толпа каких‑то навий или навья, не самый милый подарок.

– А уравники им что, не нужны? – спросила я.

– Иногда нужны. Но у сиятелей мощь другая, сладкая, чистая и не переработанная. Вот такую‑то они любят больше всего. Так что теперь, дорогая моя Софья, тебе предстоит научиться жить со своей силой и защищаться от этих тварей, – сообщил Окамир и лицо его озарилось радостной улыбкой, будто сказанное им лучшее, что может услышать девушка.

Нутро моё похолодело, во рту пересохло.

– Очаровательно… – проговорила я. – И последний вопрос: где я, собственно, нахожусь?

Синие, как южное море, глаза хозяина дома округлились, он похлопал ресницами и сказал:

– Как где? Ещё не поняла? В Тридевятом государстве. Северо‑восточный край, Бессмертный уезд.

 

Глава 7. О еде и трудовой повинности

 

Сладости всегда мне помогали. Но больше всего выпечка и печенье. Самое разное – рассыпчатое, плотное, бисквитное, с прослойками шоколада и помадкой, пышное и плоское, в причудливых формах и самое обычное. А какое волшебное наслаждение растекается по кровотоку, когда откусываешь от печенья‑орешка или вафельной трубочки, начиненных вареной сгущёнкой…

Именно печенье успокаивало мои нервы сейчас, когда я узнала о существовании Тридевятого государства, в котором теперь нахожусь . После того, как Окамир мне об этом сообщил, я скрылась у себя в комнате заслуженно заедать стресс печеньем из корзинки, которую предусмотрительно захватила из гостиной.

Осознавала я эту странную и дико сочетаемую с прежней реальностью информацию я целые сутки. Выходить из комнаты желание отбило и я жевала печенье, лежа на кровати и иногда таращась в окно. А больше ничего не ела. Там время от времени падал крупными хлопьями снег, покрывая белым полотном и без того заваленный берег и лес. Метель пока не появлялась, из чего я сделала вывод, что блондин крепко наподдал этим навьим, хоть и сам получил крепко, если они не суются.

Озеро поблескивало серебром, все такое же гладкое, словно зеркало. Воды его тёмные и, вероятно, большая глубина. Мысли в голове роились и гудели, но кроме того, что теперь мне придется внимать всему, что говорит Окамир, дельного ничего не приходило. Внимать, потому что как бы я ни пыталась впихнуть в свое материалистическое мировоззрение попытки объяснить ситуацию логически, сделать этого не получалось. Своими глазами видела летающего потомка Кощея Бессмертного, Змеиного Царя и слышала страшный вой навьих, которым я, как выяснилась, небезынтересна. А выяснившийся факт моего пребывания ещё больше добавляет необходимости слушать Окамира.

Но я так не люблю выполнять приказы. В медицину пошла, потому как всегда чувствовала необходимость помогать людям. Так что там не приказы, а именно то, что мне хочется делать.

– Мда… – протянула я, глядя в окно на следующий день, когда доедала последнее печенье из корзинки.

На закрытое декольте домашнего платья насыпались крошки, я наклонила голову, глядя на них и покривилась. Сожрала я больше обычного, хотя чаще стараюсь дозировать мучное. И вообще – еду. Ведь не просто так все время пробую разные диеты. Но как тут дозировать, когда такой стресс?

В дверь постучали. От неожиданности я дёрнулась и выронила остаток печенья. Он с тихим звуком упал на пол и рассыпался кусочками.

Досадно. Это ведь последнее из корзинки.

– Софья, – послышался голос Окамира, ещё не такой зычный, как раньше, но уже вполне бодрый, – ты там одета? Войти могу?

Почему‑то факт моего поедания выпечки показался мне обличительным, я в панике завертела головой в поисках доказательства моего обжорства. Крошки на полу, декольте и кровати этот факт подтверждают.

– Почти! – выкрикнула я и кинулась смахивать крошки с одеяла на пол и заталкивать их под кровать. – Сейчас, одну минуту.

– Что ты там делаешь? – забеспокоился из‑за дверей Окамир.

– М… Да ничего, просто э… была в… туалете.

– Гм…

Кое‑как удалось избавиться от крошек, как мне показалось, эффективно. Но, когда открыла дверь, Окамир окинул меня внимательным взглядом, задержав его на груди, если что, четвёртого размера, и заметил деликатно:

– Согласен, печенье у Пашки получается обалденным.

Я опустила взгляд себе на грудь и поморщилась. Как же так можно было впопыхах не смахнуть крошки с самого приметного места? А вот, оказывается, можно.

– Я совсем не много, – в оправдание сообщила я. – И с чем пожаловал?

Воздух огласился многозначительным хмыком хозяина дома, а он проговорил:

– Ну да, ну да… Так о чем это я? Ах, да. Пора, Софья.

Он произнёс это так увесисто и важно, что у меня даже похолодели ноги. Отшагнув назад, я на всякий случай прикрылась ладонями и спросила:

– Чего пора?

– Ну как чего? – удивился Окамир. – Учиться управлять своей мощью и защищать её от посягательств. У нас первый урок.