Дворец утопленницы
– Vuoi comprare, signora?[1] – обратился к ней один из торговцев.
– No, grazie[2], – пробормотала она в ответ.
Она шагала прочь от рынка, к мосту. И, чтобы прогнать хандру, старалась воскресить в душе чувство, охватившее ее, когда она впервые услышала от Джек о палаццо – пустом необъятном дворце, который только и ждет, чтобы она приехала и наполнила его жизнью. Несмотря на все сомнения, на все опасения, едва Фрэнки решила, что воспользуется щедрым предложением подруги, как на горизонте замаячила искорка надежды. Ожили полузабытые впечатления далекой юности. Подходя к палаццо, торопясь укрыться среди его стен, она цеплялась за это чувство изо всех сил.
Во внутреннем дворе она ненадолго замешкалась.
Соседи впервые обнаружили себя лишь через несколько дней после ее приезда. Фрэнки возвращалась поздно, гулко стуча каблуками по каменным плитам, а когда остановилась найти ключи, шаги так и продолжили звенеть в тишине. Она вздрогнула, поспешила подняться по лестнице, дрожащими руками отперла дверь, ведущую в холл, гадая, не мог ли кто‑то пробраться в дом. Но прошла минута, за ней другая, и никто не появился, лишь чьи‑то туфли отбивали все тот же ломаный ритм, и в конце концов Фрэнки рассудила, что это жильцы из соседней квартиры.
Палаццо разделили пополам так, что, стоя в дверях, нетрудно было заглянуть в окна по другую сторону двора, за которыми, вероятно, располагался еще один в точности такой же холл. Напротив еще ни разу никто не показывался, даже тени за окнами не мелькали, но однажды ночью, не так давно, Фрэнки заметила, что в одной из комнат горит свет. Это ее нисколько не насторожило, даже наоборот, согрело и утешило – приятно было сознавать, что она не одна в этом огромном доме, походившем порой на мавзолей. При свете дня она наслаждалась уединенностью пустынных улиц, да только ночи – дело совсем другое.
Замерев на верхней ступеньке лестницы, она напрягала зрение, пытаясь разглядеть таинственного соседа. Ничего. Казалось, в палаццо, да и во всем городе нет никого, кроме нее, лишь безжизненная пустота простирается на мили вокруг.
Тишина, укрывшая Венецию, напомнила ей о том, как в военные годы она записалась дежурной в отряд противовоздушной обороны. По возрасту она вообще‑то не подходила, слишком молодая, но в те времена на подобное смотрели сквозь пальцы. Было бы желание, а у нее, кроме желания, имелись еще и способности – немаловажное для такой работы преимущество. Некоторым из дежурных случалось поддаться на уговоры, на мольбу в глазах и позволить парочке‑другой упрямцев остаться дома, но Фрэнки никаких отговорок не слушала – когда звучали сирены, она всех до единого выпроваживала на улицу и направляла к ближайшему бомбоубежищу. Как‑то раз даже пришлось самой тащить туда птичью клетку – старичок отказался бросить любимого попугая. Вместо того чтобы тратить драгоценные минуты на споры, она схватила клетку и бросилась к двери, даже не обернулась проверить, идет ли хозяин следом.
Как только все жители ее участка оказывались под землей, в безопасности, она замирала, обводила взглядом чужой, изменившийся до неузнаваемости город, и ее вдруг пронзал ужас – а что, если, кроме нее, никого не осталось? Чушь, казалось бы, – она ведь знала, что в убежище всего в паре шагов от нее прячутся люди, могла назвать их точное количество. И все же, стоя на осиротевшей улице некогда шумного, суматошного города своего детства, она видела лишь запустение, чувствовала лишь одиночество – впереди, позади, повсюду. В такие мгновения она боялась, что это продлится вечно, что никому из них уже не спастись, разве только понарошку, в самом поверхностном смысле.
Фрэнки заставила себя сделать глубокий вдох и, ощутив привкус соли и моря в воздухе, вспомнила, где находится. В Венеции – в сотнях миль от Лондона и от призраков прошлого. Она медленно выдохнула и зашла в дом.
Глава 2
Телефон то принимался звонить, то умолкал – так продолжалось почти целый час. И в этом не было бы ничего удивительного, знай Фрэнки заранее, что в палаццо вообще есть телефон. Этому необъятному зданию словно чуждо было все современное, поэтому, приехав, Фрэнки и не подумала поискать аппарат: само собой, его здесь нет и быть не может.
Первый звонок разбудил ее рано утром. В ответ она лишь спрятала голову под одеяло и провалилась обратно в сон, решив, что звук доносится из соседней квартиры, до того глухим и далеким он казался. Но всего через четверть часа ее разбудили снова, и на сей раз Фрэнки вынуждена была признать, что трезвонит, судя по всему, на ее половине. Проснулась она еще не окончательно, но все же, скрепя сердце и чертыхаясь, выбралась из постели и принялась тереть затуманенные сном глаза. Затем надела халат – шелковое кимоно с цветочным узором, когда‑то полученное в подарок от Джек на день рождения и до сих пор остававшееся единственной яркой вещью в ее гардеробе. Вздрагивая от прикосновений холодной ткани, она стала спускаться по лестнице: придется отыскать чертов телефон, а то ведь и умом тронуться недолго.
Только поди его отыщи в этом необъятном дворце.
Трехэтажное палаццо располагалось всего в нескольких минутах ходьбы от Кампо Санта‑Мария Формоза, и порядок в нем поддерживала бессменная домработница Мария, чья вечно хмурая мина весьма гармонично вписывалась в атмосферу. Размеры здания поистине впечатляли, а за его стенами скрывался просторный, мощенный терракотовой плиткой внутренний двор с двумя лестницами, одна вела на половину Фрэнки, вторая – на соседнюю. Судя по всему, изначально палаццо строили для одной семьи, но впоследствии, из соображений экономии, разделили пополам, так и появились две одинаковые лестницы. Впрочем, эта перемена, должно быть, произошла в незапамятные времена. Обе лестницы, не то каменные, не то мраморные – Фрэнки не умела отличить одного от другого, – были выполнены весьма затейливо: перила украшали декоративные элементы, походившие на артишоки, а стрельчатые арки балюстрад наводили на мысли о готических романах. Все это явно создавалось не в двадцатом веке. Точно намекая на свой почтенный возраст, лестницы слегка кренились набок, и, впервые поднимаясь по ступенькам, Фрэнки почти ждала, что все здание вот‑вот осядет, опрокинется в воду. Она вдруг припомнила, что читала где‑то, будто и сам город потихоньку тонет, дюйм за дюймом. В тот первый день, войдя в падающий дворец и оглядев двор, она содрогнулась – и как только Джек уговорила ее остановиться среди этих развалин, сохранивших лишь память о былой роскоши?
Даже название палаццо не сулило ничего хорошего.
– Как называется? – переспросила Джек, замявшись.
– Да, вроде такие дворцы, как правило, называют в честь знатных семейств, которые ими владели, ну или что‑то в этом духе. – Фрэнки читала однажды о «золотых семействах» – венецианских нобилях, чьи фамилии заносили в «Золотую книгу», увековечивая таким образом их титулы и привилегии. Почти все они, как и многое в Венеции, давно канули в прошлое. – Джек? – окликнула она подругу, не дождавшись ответа.
– Прости, – наконец очнулась та, – палаццо назвали в честь семьи, которая его построила. – Голос ее звучал неуверенно, словно она сомневалась, стоит ли продолжать. – Правда, сейчас его уже никто так не называет.
– Да? И как же его называют теперь? – спросила Фрэнки, предчувствуя подвох.
[1] Желаете что‑то купить, синьора? (ит.)
[2] Нет, спасибо (ит.).
