Дворец утопленницы

– Ну, если хочешь знать, я предложила этой вашей Марии взять небольшой отпуск, а она отказалась. Это не женщина, а призрак, точно тебе говорю. Никогда не вижу, как она приходит и уходит, и никогда ее не слышу – берет и материализуется прямо перед носом. – Она на мгновение умолкла, наслаждаясь звонким смехом Джек. – А что касается твоего вопроса, пока что я дни напролет отмываю вашу так называемую квартиру. Хотя какая это квартира, тут в гостиной мой дом целиком поместится.

– Что ж, по крайней мере, ты заранее снарядилась для работы.

Джек вечно отпускала шуточки по поводу гардероба Фрэнки, или, как она любила говорить, ее «униформы», состоявшей из черных брюк‑дудочек и безупречно выглаженных белых сорочек – ни тебе ярких цветов, ни причудливых узоров, которые обожала сама Джек. Фрэнки предпочитала простоту. Она всегда была стройной, без лишних изгибов, и высокой, выше большинства мальчиков в классе, что, впрочем, не мешало ей носить каблуки – вот уж не дождутся. Ее тело требовало простых линий, всякие рюши и воланы, от которых другие девочки с ума сходили, на ней смотрелись дешево и пошло.

Джек же, напротив, выглядела именно так, как полагается, по всеобщему убеждению, выглядеть женщине: точеная фигура, лицо сердечком, платье всегда по последней моде и сидит до того отменно, что тонкая талия кажется еще тоньше. Тем удивительнее было слышать ее голос, низкий, с хрипотцой, совершенно ей не подходящий; именно этот голос привлек внимание Фрэнки в день их знакомства – на очередном приеме, куда ее отправили за репортажем, в те далекие времена, когда она еще всерьез собиралась стать журналисткой.

– Про чудовищную погоду ты нарочно умолчала? – упрекнула она Джек, вглядываясь в мрачный пейзаж сквозь оконное стекло, уже в этот ранний час залитое дождем.

Та лишь рассмеялась.

– Я предупреждала, что осень – не лучшее время для поездки в Венецию.

– А худшее – так бы и сказала.

– Вот и нет, дорогая, худшее время – это середина лета, когда на Сан‑Марко из‑за туристов ступить негде. – Она умокла на мгновение и продолжила уже тише, серьезнее: – Сознавайся, у тебя там все хорошо?

– А я тебе уже говорила, что выучила, как по‑итальянски будет «история»? Сториа. Красиво, да? – сказала Фрэнки, пропустив вопрос мимо ушей. Но подруга не ответила, и пришлось добавить: – Я в порядке, Джек. Честное слово.

Прошелестел вдох, на мгновение установилась тишина.

– Я рада. Постараюсь приехать к выходным, не позже. Обещаю.

– Ловлю на слове.

В трубке послышался свист закипающего чайника, хлопнула, закрываясь, дверца шкафа.

– До тех пор ты, надо понимать, будешь коротать дни в одиночестве?

По правде говоря, однажды Фрэнки выбралась в ближайший бар пропустить стаканчик‑другой, и, пока она сидела у стойки, потягивая виски и избегая встречаться глазами с другими посетителями, к ней подсел мужчина, тоже англичанин, представился, рассказал, что работает фотожурналистом. Поначалу она даже заинтересовалась, принялась расспрашивать, как все устроено, как получается, что снимки аж из самой Италии моментально попадают в газеты. Он объяснил, что их пересылают по телефонным линиям – сперва проявляют пленку, затем несут на почту, а там фотографии считывают специальным аппаратом и каким‑то хитрым образом доставляют получателю. Фрэнки его рассказ заинтриговал, она начала было уточнять подробности, но тут он положил ладонь ей на колено, и пришлось срочно эвакуироваться в дамскую комнату, а оттуда на выход, слишком уж ее утомляла и злила необходимость объясняться: нет‑нет, вы неправильно поняли, я здесь не за этим. Вовсе не желая делиться этой историей с Джек, она спросила:

– Соседи считаются?

– Соседи? – Джек, судя по голосу, удивилась. – Ты их видела?

– Нет, только слышала. Ну, слышала шаги, – уточнила Фрэнки. – В первый раз чуть не до смерти перепугалась. Подумала, кто‑то идет за мной по пятам, не сразу поняла, что это наверху топают.

Она умолчала о том, какое огромное облегчение тогда испытала, о том, как стояла, прижав руку к груди, силясь угомонить сердце.

– Но на глаза они тебе не попадались? – уточнила Джек. – Странно.

– Может, они пожилые, – предположила Фрэнки.

– Может, и так. – Джек на мгновение умолкла. – В любом случае жалко, что некому составить тебе компанию. Мне было бы куда спокойнее знать, что ты не прячешься от людей в своей крепости.

– Вообще, – медленно начала Фрэнки, наматывая на палец телефонный провод, – я тут встретила одну девушку из Лондона.

– Серьезно? Я ее знаю?

– Вряд ли, это дочка моей знакомой. Так она, во всяком случае, представилась. – Фрэнки помолчала, раздумывая, что скажет Джек, если узнает, какое впечатление на самом деле произвела на нее встреча с Гилли. – Сама не уверена, с чего я это взяла, но мне почему‑то показалось, что она врет.

– Врет, что знакома с тобой? Это еще зачем? – В голосе Джек лязгнула суровая нотка.

– Понятия не имею.

– Фрэнки, – негромко, но настойчиво сказала Джек. В одно это короткое слово она умудрилась вложить предостережение.

– Знаю, знаю, – отозвалась Фрэнки со вздохом. – Но все же было в ней что‑то…

– Сказать, что я думаю? – перебила Джек. – Я думаю, ты так долго сидела взаперти, уютно завернувшись в свое одиночество, что теперь, стоит кому‑то на него посягнуть, ты видишь проблемы на пустом месте.

Что ж, может, Джек и права. Фрэнки выбросила девчонку из головы.

– Ну, хватит обо мне. Расскажи лучше, чем это ты так занята в Лондоне?

Она постаралась, в меру своих способностей, изобразить шутливый тон, чтобы Джек ни в коем случае не догадалась, как сильно обижает ее своими бесконечными отлагательствами.

На другом конце провода установилась тишина, и Фрэнки почувствовала, как в душе поднимается непривычная тревога. Джек была из тех, кто готов в любой момент все бросить и рвануть на пикник или на вечеринку – да куда угодно, лишь бы поближе к веселью и подальше от рутины. Фрэнки частенько ее за это поддразнивала, мол, в жизни не встречала более ветреной особы, а та в ответ неизменно улыбалась и благодарила за комплимент. Так медлить с отъездом в Венецию было совсем на нее не похоже.

Когда Джек заговорила снова, в голосе ее не осталось и следа от прежней веселости.

– Я скоро приеду, – сказала она. И добавила, прежде чем повесить трубку: – Обещаю.

Прислонившись к окну, Фрэнки сделала долгий глоток из стакана и вдруг споткнулась взглядом о собственное отражение в стекле. Это лицо, бледное и остро очерченное темнотой, на мгновение показалось ей чужим, она даже обернулась проверить, не стоит ли кто за спиной. Комната была пуста, но странное ощущение – будто из‑за стекла на нее смотрит кто‑то другой, вовсе не ее собственное отражение, а отдельный, посторонний человек – не желало растворяться.

Нервы совсем расшатались, сказала она себе.