Единственная для Лютого

Утро для меня выдалась тяжелым. Я была разбита морально и подавлена. Пришлось сварить себе кофе, гораздо более крепкий, чем обычно. В процессе варки кофе успело перекипеть и сбежать из турки, а еще я обожгла тыльную сторону запястья и заработала небольшой ожог.

Иначе говоря, день не задался с самого утра. Тимофей, словно чувствовал мое настроение, и почти не разговаривал со мной, переживая события внутри себя. Мне было неловко, стыдно перед ним, что я так негативно влияла на настроение ребенка.

Перед школой я крепко‑крепко обняла его, но племянник предпочел вырваться из объятий и двинулся в сторону своих сверстников. Мое сердце сжалось от эмоций и переживаний за него. В голове проносились кошмарные мысли: что станет с Тимофеем, если меня убьют? Кто приглядит за ним, позаботится…

Ответ был жесток в своей правде: никто. Близких родственников у нас не было, дальние двоюродные тети и дяди не захотят брать на себя обузу в виде мальчишки, у которого есть проблемы со слухом. Да что говорить о дальних родственниках, когда даже родные бабушка и дедушка отказывались признать мальчика?

На работе я попыталась собраться, взять себя в руки. Но моя подавленность и плохое настроение передались и ученикам: урок прошел тяжелее, чем обычно, и под конец последнего занятия я просто озвучила домашнее задание и попросила ребят сидеть как можно тише, пока я проверяю их самостоятельные работы.

На самом деле я не могла сосредоточиться даже на проверке элементарных химических уравнений и знакомые символы казались заумной тарабарщиной. Так ничего и не сделав, я закончила занятие, закрыла класс и пошла в учительскую, в которой директором школы – Дмитрием Герасимовичем было объявлено собрание.

– Мария, ты сегодня какая‑то квелая, – неодобрительно покачала головой Алина Петровна – учительница русского языка и литературы в старших классах.

– Алина Петровна, как всегда, блещет знанием редких слов, – фыркнул учитель физики – сухопарый мужчина средних лет, в очках с тонкими, прямоугольными стеклами.

– А вы, Евгений, как всегда, не можете пропустить ни одной юбки. Простите, оговорилась, реплики, – неприязненно отозвалась Алина Петровна, посмотрев на учителя почти с нескрываемой ненавистью.

Алина и Евгений долгое время были супругами, пока Алина не узнала. что Евгений похаживал на сторону со своей лаборанткой. Разумеется, после этого брак немедленно распался. Алина осталась с двумя детьми на руках, а Евгений, по слухам, всячески пытался увернуться от уплаты алиментов.

Я отвлекалась на мысли о посторонних, чтобы не погрязнуть в пучине темных мыслей о собственной судьбе, прислушивалась к гулу голосов и пыталась держать марку. Но судя по недоуменным взглядам и легким пожатием плечами, я отвечала невпопад. Поэтому просто перестала разговаривать.

С появлением директора школы, Гущина Дмитрия Герасимовича, в учительской сразу же стало тихо. Гущин был непростым человеком, со сложным, противоречивым характером. Он мог спустить на тормоза крупную ошибку и очень грубо, зло отчитать за малейшую провинность. Иначе говоря, он был человеком настроения, но жестко держал управление школой в ежовых рукавицах.

На этот раз собрание получилось коротким, его можно было бы назвать «пятиминуткой». Директор лишь напомнил, что на следующей неделе в школе будет проверка – комиссия из городского отдела образования. О приезде этой комиссии мы уже знали заранее, как знали и то, на какие занятия заглянут чинуши из отдела образования. К счастью, на занятиях по моему предмету никто не собирался присутствовать, все роли были распределены. Это была привычная практика, и я от души радовалась, что избежала этой пытки проверкой: иначе бы директор Гущин из меня всю кровь выпил: именно так жаловались те преподаватели, которым повезло гораздо меньше, чем мне.

Собрание закончилось быстро, учителя, переговариваясь, поднялись со своих мест и потянулись к выходу.

– Мария Константиновна… – раздал голос Гущин.

Я замерла, не зная, чего ожидать: то ли Гущин обратился ко мне напрямую, то ли к учительнице младших классов – почти тезке, Марии Константиновне Комаровой. Мы обе переглянулись. Сам директор не отрывал взгляда от бумаг, потому было непонятно, кого именно он остановил – меня или другую девушку. Повисло густое напряжение и нервы натянулись по струнке.

– Белякова. Останься. Есть разговор.

Мария Комарова улыбнулась мне ободряюще и поспешила на выход, пока директор не передумал. Я уже успела сложить вещи в сумку, но сейчас снова достала толстый ежедневник и ручку, приготовившись записывать. Мои нервы играли со мной злую шутку. Кончики пальцев подрагивали от сильнейшего напряжения.

Гущин подождал, пока за последним вышедшим учителем закроется дверь, отшвырнул далеко на стол дорогую ручку и в упор посмотрел на меня.

– Ближе, Белякова! – скомандовал он, показав на стул, стоящий слева от него. – Или, что, я тебе через весь зал орать должен?!

Директор уже задал тон разговора. Мне пришлось поспешно собирать свои пожитки и передвигаться именно туда, куда указал Гущин.

– Итак…

Я застыла в ожидании. Директор раскрыл ноутбук небольшого размера, который всегда носил при себе, дождался полной загрузки и открыл табель успеваемости моих учеников.

Я сидела по левую руку от директора школы, достаточно близко, потому видела все.

– Девятый «В», – протянул Гущин. – Лидер по успеваемости среди классов, которым ты химию преподаешь. Похвально…

Окончание недосказанной фразы повисло в воздухе. Как будто в словах директора таился намек, непонятый мной, что еще больше заставило меня нервничать. Может быть, директор хотел сказать, что ученики класса из девятых «А» и «Б» не столь успешные? Конечно, в среднем ребята из тех классов отставали больше, но лишь потому что там было больше мальчишек. Как всем известно, мальчишки всегда были меньше заинтересованы в учебе, чем девочки.

Были, конечно, и редкие, приятные исключения: например, Панфил Селезнев – отличник, лидер из класса девятый «Б», победитель множества олимпиад. Но его успехов было недостаточно, чтобы в конечном этапе, статистически, перекрыть отметки оставшихся, более слабых учеников.

– Если вы хотите поговорить об успеваемости других классов, то я изо всех сил тружусь и пытаюсь преподавать уроки так, чтобы заинтересовать учеников.

– Я сам все прекрасно знаю! – отмахнулся Гущин. – Не тебе, милочка, рассказывать мне, что сейчас из десяти балбесов девять мечтают стать вайнерами, блогерами, тик‑токерами, ютуберами и бог знает кем еще. Все хотят получить известность, деньги и популярность, прилагая при этом минимум усилий, и снимая лишь свою глупо улыбающуюся физиономию на камеру! Нет! Разговор пойдет не о них!

– А о ком же?

– О тебе! Сколько ты работаешь в нашей школе?

– Два года. Если не считать полугодовалой практики, после которой вы и оставили меня на должности преподавателя химии.