Игры Богов, или Порхание бабочки. Мир, ты весь, как на ладони
Джин Хо в шутку поддел его плечом. – Кстати, ты вчера сказал, что твои мозги раскисли, как дерьмо в заднице, не много ли внимания ты уделяешь этому органу?
Хе Су остановился и, схватив Джин Хо за грудки, выпалил:
– Еще слово… и я прибью тебя, придурок, чтобы не болтал глупостей! Я же тебе сказал, держать язык в зад… В общем, заткнись, мне сейчас не до тебя. От этой беготни у меня расстройство желудка, и моя… Черт, – перебил он себя, ругнувшись. – Мне надо в уборную.
– Ладно, не злись, я просто пошутил, – миролюбиво отреагировал Джин Хо, освобождаясь от мертвой хватки друга, и уже тише добавил: мне показалось, что к нашему разговору прислушиваются, вот и пришлось переменить тему и нести всякую ахинею.
Парни ждали приказа о демобилизации со дня на день, но он, по какой‑то причине откладывался, и это сводило друзей с ума. Они хорошо освоили навыки армейской службы. Оба владели разными видами рукопашного боя. Стреляли из любого вида оружия и с мозгами дружили, когда надо было поработать со взрывчаткой и определить мнимого противника не только на карте, но и на местности. Особенно это удавалось Ли Джин Хо. Его врожденная смекалка не раз выводила роту в лидеры. Это все относилось к разряду хорошо, но то, что их задерживали в армии без объяснения причин, – было плохо. Доходили слухи, что многих парней планировали оставить на несколько месяцев в армии лишь для того, чтобы рота показала отличные результаты на выступлениях, и ребята боялись, что слухи могут быть оправданы
Вернувшись в казарму, Джин Хо позавидовал другу, который, казалось, еще не донеся голову до подушки, уже уснул. Он устало прикрыл веки, но, вопреки ожиданию, сон не шел. Устремив взгляд на потолок, Джин Хо, не мигая сконцентрировался на одной точке. От долгого смотрения проявилось светлое пятно, которое, пульсируя, стало менять цвет от фиолетового до зеленоватого, и наконец приобрело контур человека. Вызывать образ любимых людей, научил его профессор Пак, когда Джин Хо впадал в состояние депрессии и страшной тоски по близким. Он и сам не понимал, как это происходит, но образ отца или Ким На На появлялся всякий раз, когда он, расслабившись, впечатывал свой взор в потолок. Сейчас же, всматриваясь в силуэт, проявившийся на сером фоне, он не мог разглядеть лица девушки.
«Еще месяц такой службы…» – раздраженно подумал Джин Хо и ужаснулся: образ любимой стал рассеиваться, ему не удалось удержать его. Он поторопился убрать мысли, которые будоражили, принося сумятицу не только в голову, но и в душу, но все было тщетно. Потолок вновь стал серым, а образ любимой исчез.
Каждый день отсрочки становился для него пыткой, и Джин Хо боялся, что На На не захочет его ждать и выйдет замуж. Только она давала ему силы преодолевать все трудности. Только ее облик он лелеял в мечтах и каждый раз вспоминал трепетное прикосновение ее тела к своему. Парень прикрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти тот день, перед отправкой в армию, когда девушка, с лицом макового цвета, сунула ему в руки измятый конверт.
– Потом откроешь, – шепнула она робко, и совершенно неожиданно прижалась к нему разгоряченным телом. От того прикосновения у Джин Хо просто «снесло кукушку», и все время службы в армии, он вызывал в памяти эти мгновения, отчего кровь подступала к голове, а плоть наливалась непреодолимым желанием.
– Ким На На, я люблю тебя! – прошептал он, подтягивая ногами одеяло. На миг показалось, что прижимает к себе податливое тело девушки. Осторожно помяв угол подушки, Джин Хо представил упругость груди и застонал от страшного желания обладать ею.
– Гоблин, с тобой все в порядке? Эй, Гоблин! Наконец дошли до него слова Хе Су, который, протянув руку с соседней койки, с силой толкал его в плечо. – Гоблин, очнись! Чёрт. У тебя что, живот болит? Стонешь на всю казарму.
Джин Хо через силу разжал веки, не сразу сообразив, где находится. Мозг был затуманен образом улыбающейся Ким На На и белоснежным одеянием, которое он настойчиво пытался с нее снять.
– Отвали! Ничего у меня не болит! – рявкнул он, запуская в друга подушкой. – Не дал досмотреть сон, придурок! Спи лучше! Он вновь прикрыл глаза, стараясь вернуть сладостные минуты, но сон пропал. – Хе Су, сволочь! – зло зашипел он, скосив глаза на сладко уснувшего товарища. – Вот ублюдок! Убил бы тебя, гада!
Поворочавшись с боку на бок, Джин Хо прислушался к разноголосому храпу солдат и взглянул на часы. До побудки оставалось еще двадцать минут и можно было позволить себе подремать. Измотанное тренировками тело, требовало отдыха, но Гоблин заставил себя встать. Он терпеть не мог толкотни в уборной и душевой, и остаток времени предпочитал провести под контрастными струями воды, как учил наставник. За время, которое он провел с ним в юности, это выработалось в хорошую привычку и сейчас несмотря на бессонную ночь чувствовал себя превосходно.
***
Утро началось как всегда: часовая пробежка, завтрак, десятиминутные наставления майора Кана о любви к Родине, строевая подготовка, стрельба и, наконец, долгожданный отдых. Джин Хо, примостившись у окна, настойчиво пытался сосредоточиться на письме к На На. Он писал о том, как тоскует, как одинокими ночами думает о ней, как неимоверно долго тянется время до дембеля. Скомкав написанное, он взял новый лист и, вперив взгляд в унылый ландшафт воинской части, попытался найти какие‑нибудь новые слова, которые уж точно затронут душу девушки.
«Здравствуй, любимая,» – аккуратно вывел он в начале строки, и замер, это он уже писал в прошлый раз, и позапрошлый тоже, а что написать сейчас?
– Гоблин! – запыхавшийся Тан Хе Су вбежал в комнату отдыха, в шутку названной «Сортир для мыслей». – Хватит тебе фигней заниматься, – толкнул он друга в плечо. – Нас вызывают в штаб. Парням с нашей роты подписали приказ об увольнении, наверно, нас тоже отправят домой!
Джин Хо секунду таращил на сослуживца глаза. Вскочив на ноги, он скомкал бумагу.
– Когда ты это узнал!
– Только что. Говорят, к нам вольются несколько отделений из другой роты, может быть, нас тоже демобилизуют, а? Наши сроки давно прошли. Так что давай ноги в руки и вперед. Приводя в порядок обмундирование, Джин Хо едва поспевал за Хе Су и чуть не врезался в его спину, когда тот резко остановился у двери в штаб.
– Фамилии? – равнодушно, и, как показалось Хе Су, насмешливо преградил дорогу постовой с их же роты.
– Ты что, совсем уж! Своих не узнаешь? – Набычившись, Тан чуть ли не с кулаками полез на этого желторотых сосунка, который еще пороха не нюхал, а корчил перед дембелями равных.
Лицо Джин Хо нахмурилось. Он не мог допустить такой глупости друга, из‑за которой их могли посадить на гауптвахту.
– Все, все, брейк, – миролюбиво добавил он, отодвигая того в сторону. И, поправив воротник гимнастерки у постового, улыбаясь, попросил. – Доложи командиру: рядовые Ли Джин Хо и Тан Хе Су прибыли. – И шепотом добавил: – Его превосходительство нас ждет – не дождется, – он подмигнул солдату, но тот даже не отреагировал на плоскую шутку сослуживца. Лицо рядового также оставалось безучастным и равнодушным еще спустя час. Когда их, наконец‑то, пригласили в кабинет, Хе Су уже был на взводе и только хладнокровие Ли помогало сдерживать эмоции. Вытянувшись перед офицером в струну, они молча ждали.
Кан Ю Хван явно был не в духе.
– Недоноски, ублюдки! – не взглянув на вошедших, орал он в трубку телефона. – Сукины дети! Вот вы где у меня будете! – сжал он кулак, угрожая невидимым врагам. – Я покажу вам, сволочи, как писать на меня донесения! Выродки! Хван с досады так бросил трубку, что она отлетела к стене вместе с аппаратом. Офицер резко встал и тяжелым взглядом уставился на парней.