Крестный отец

Дон Корлеоне взялся решить проблему сам. Он предложил Лесу Хэлли двадцать тысяч долларов отступных. Тот предложил делить выручку с Джонни пополам. Дон Корлеоне встретил контрпредложение с улыбкой и снизил сумму до десяти тысяч. Импресарио, очевидно, никогда не имевший дел ни с кем за пределами своей любимой эстрады, не понял, к чему все идет, и отказался.

На следующий день дон Корлеоне пришел к нему в сопровождении двух ближайших товарищей: консильери Дженко Аббандандо и Луки Брази. Других свидетелей не было. Дон убедил Леса Хэлли подписать бумагу, по которой импресарио получает чек на десять тысяч долларов и освобождает Джонни Фонтейна от всех контрактных обязательств. В качестве основного довода дон приставил пистолет ко лбу импресарио и со всей серьезностью уверил, что через минуту расписку украсит либо его подпись, либо его мозги. Лес Хэлли подписал. Дон Корлеоне убрал пистолет и вручил импресарио акцептованный чек.

Что было дальше, известно всем. Джонни Фонтейн стал знаменитейшим голосом страны. Киномюзиклы с его участием принесли студии баснословные барыши. Прибыль с пластинок исчислялась миллионами долларов. А потом Джонни оставил свою первую любовь с двумя детьми и женился на главной кинодиве Голливуда. Которая, как вскоре выяснилось, была потаскухой. Джонни начал пить, играть, гоняться за каждой юбкой. Затем потерял голос, а пластинки перестали продаваться. Студия отказалась продлевать с ним контракт. И это привело его обратно к крестному.

– Ты уверен, что просто не ревнуешь отца? – спросила Кей задумчиво. – По твоим рассказам, это широкой души человек, всем помогает… Пусть и не вполне законными методами.

Она лукаво усмехнулась, а Майкл вздохнул.

– Да, со стороны может показаться и так, однако вот что я тебе скажу. Слышала про исследователей, открывших Северный полюс? Как они оставляли провиант, чтобы при случае воспользоваться им на обратном пути? То же и с услугами, которые оказывает мой отец. Наступит день, и он посетит каждого, кому помог когда‑то, с ответной просьбой. И не дай бог ему откажут.

 

* * *

 

Торт вынесли, когда уже начало темнеть. Гости высказали положенный восторг и принялись есть. Это был еще один подарок от Нацорине; пекарь украсил свое творение кремовыми ракушками – настолько аппетитными и вкусными, что невеста жадно объела их с оставшихся на подносе кусочков, после чего вместе с женихом покинула пиршество. Дон вежливо выпроводил гостей, заметив мимоходом, что черного фэбээровского седана перед домом уже нет.

Наконец перед особняком осталась только одна машина – вытянутый черный «Кадиллак» с Фредди за рулем. Дон ловко и уверенно, невзирая на возраст и комплекцию, сел на переднее сиденье. Санни, Майкл и Джонни Фонтейн расположились сзади.

– Твоя подружка сможет сама добраться до города? – спросил дон у Майкла.

– Том обещал все устроить.

Дон Корлеоне удовлетворенно кивнул. Хейген предусмотрителен, как всегда.

Закон об экономии бензина еще не отменили, так что пробок на трассе до Манхэттена не было. Меньше чем за час «Кадиллак» доехал до больницы Французского благотворительного общества. По дороге дон Корлеоне интересовался у младшего сына, хорошо ли идет учеба; Майкл коротко отвечал. Потом Санни обратился к отцу:

– Джонни говорит, ты пообещал решить его голливудские проблемы. Я могу помочь?

– Том сегодня летит туда, – коротко ответил дон. – Дело простое, сам справится.

Санни засмеялся.

– Джонни думает иначе, поэтому я и решил предложить свою помощь.

Дон Корлеоне обернулся.

– Ты во мне сомневаешься? Почему? – поинтересовался он у Джонни Фонтейна. – Разве крестный отец когда‑нибудь не выполнял обещанного? Хоть раз выставлял себя на посмешище?

Джонни поспешил извиниться:

– Понимаете, крестный, этот человек – настоящий pezzonovante, крупная шишка. Его ничем не заинтересовать, даже деньгами. У него серьезные связи. А меня он ненавидит. Просто не представляю, как вы собираетесь на него надавить.

– Я сказал, что все будет; значит, все будет, – добродушно произнес дон и ткнул локтем Майкла. – Мы ведь не подведем крестника, да, сын?

Майкл, ни на секунду не сомневавшийся в отце, мотнул головой.

Перед входом в больницу дон Корлеоне придержал его, пропуская остальных вперед.

– Приходи ко мне, когда окончишь колледж, поговорим. У меня есть планы, которые тебя заинтересуют.

Майкл не ответил. Дон Корлеоне раздраженно хмыкнул.

– Знаю, о чем ты думаешь. Не волнуйся, я не попрошу тебя ни о чем, чего бы ты не одобрил. У меня на тебя особенные виды. Ты – мужчина, так что живи, как считаешь нужным. Но как получишь диплом, приходи ко мне, и поговорим, как отец с сыном.

 

* * *

 

На фоне выложенного белым кафелем больничного коридора родня Дженко Аббандандо – жена и три дочери, все в черном, – напоминали стайку ворон. Завидев выходящего из лифта дона Корлеоне, они вспорхнули и подлетели к нему в поисках защиты и утешения. Дочки были полненькими и невзрачными, в мать, которой траур, однако, придал царственности. Госпожа Аббандандо поцеловала дона в щеку и, всхлипывая, запричитала:

– Вы просто святой! Прийти сюда в день свадьбы дочери!..

Дон Корлеоне оборвал ненужные благодарности:

– Как я могу не отдать дань уважения другу, который двадцать лет был моей правой рукой?

Он сразу понял: женщина не осознаёт, что уже без пяти минут вдова и что к утру ее мужа не станет. Дженко Аббандандо провел в больнице почти год, и жена привыкла считать смертельную болезнь частью их жизни. Сегодня было всего лишь очередное обострение.

– Муж спрашивал вас, зайдите к нему, – продолжала всхлипывать она. – Бедный, он хотел прийти на свадьбу, засвидетельствовать свое почтение, но врач не позволил. Тогда он сказал, что вы придете к нему сами. Я не поверила, ведь такой день… Ах, всё же мужчины дороже ценят дружбу, чем мы, женщины! Зайдите, он будет рад.

Из отдельной палаты, в которой умирал от рака Дженко Аббандандо, вышли медсестра и врач – молодой человек с серьезным лицом и начальственными манерами, точнее, манерами человека, который всю жизнь купался в богатстве.

– Доктор Кеннеди, – робко спросила одна из дочерей, – можем ли мы навестить отца?

Врач с раздражением оглядел толпу посетителей. Разве они не понимают, что человек при смерти и мучается? Нет бы дать ему спокойно отойти…

– Только ближайшие родственники, – с исключительным достоинством произнес он.