Крестный отец
Дон Корлеоне, не одобрявший подобное поведение, хотя его дородная супруга весело подпевала остальным, незаметно удалился в дом. Увидев это, Санни подошел к столу новобрачных и присел рядом с главной подружкой невесты, Люси Манчини. Ему никто не мешал. Жена была на кухне, доделывая последние украшения на свадебном торте. Санни прошептал на ухо девушке пару слов, и та удалилась. Сам он выждал несколько минут и неторопливо пошел в том же направлении, время от времени останавливаясь поболтать с гостями.
Все, однако, знали, что происходит. Люси, за три года колледжа полностью обамериканившаяся, была в полном соку и уже обладала «репутацией». Во время свадебных репетиций она шутливо – насколько позволяли приличия – заигрывала со старшим из братьев Корлеоне, ведь он как шафер жениха был ее партнером на церемонии. Придерживая руками розовое платье, Люси Манчини с делано‑невинной улыбкой вошла в особняк и легко взбежала по лестнице в уборную. Когда она выглянула оттуда, Санни Корлеоне уже стоял на площадке этажом выше и жестом подзывал девушку.
* * *
Рабочий кабинет дона располагался в угловой комнате, между первым и вторым этажом особняка. У окна стоял Томас Хейген и наблюдал за весельем в саду. Вдоль стен за его спиной тянулись полки, уставленные книгами по праву. Хейген был личным юристом дона, а также исполнял обязанности консильери, то есть советника, а значит, играл вторую по важности роль в семейном деле. В этом кабинете они с доном Корлеоне распутали не одну проблему. Когда крестный отец покинул праздничный стол и направился к дому, Хейген понял, что свадьба свадьбой, а поработать придется. Затем он увидел, как Санни Корлеоне перешептывается с Люси Манчини и удаляется следом за ней. Какой дешевый фарс… Том хмыкнул, но дону решил не сообщать. Когда Вито Корлеоне вошел в кабинет, Хейген передал ему написанный от руки список людей, допущенных до личной встречи. Дон проглядел его и кивнул.
– Бонасеру оставим под конец.
Через застекленные двери Хейген вышел прямо в сад, к просителям, которые кучковались у винного бочонка, и указал на пухлого Нацорине.
Дон Корлеоне приветствовал пекаря объятием. Они дружили с самого детства, когда еще мальчишками играли на итальянских улочках. Каждую Пасху в особняк Корлеоне привозили свежевыпеченные пироги с рикоттой и ростками пшеницы, покрытые золотистой яичной корочкой и размером с колесо грузовика. На Рождество или в дни рождения непременно была выпечка с кремом. Во все годы, голодные и сытые, Нацорине исправно платил взносы в пекарский профсоюз, организованный доном по молодости. И за это время ни единой просьбы об ответной услуге, разве что о карточках на сахар, выдаваемых управлением по ценовой политике, которые продавались на черном рынке в войну. Теперь настала пора воспользоваться дружбой, и дон Корлеоне был готов с радостью дать пекарю желаемое.
Он предложил Нацорине сигару «Де Нобили» и рюмку травяного ликера «Стрега», затем ободряюще похлопал старого товарища по плечу, приглашая говорить. Такова была чуткость дона: он сам по горькому опыту знал, как тяжело просить другого человека об одолжении.
Пекарь поведал историю об Энцо: отличный парень, притом сицилиец; попал в американский плен; отправлен в лагерь; выпущен для исполнения трудовой повинности в поддержку союзников… Между порядочным Энцо и дражайшей Катериной, дочерью Нацорине, вспыхнула чистая и благородная любовь. Однако война кончилась, и бедного парня не сегодня завтра выдворят обратно в Италию. Такого расстройства дочка не перенесет. Только Вито Корлеоне под силу спасти влюбленных. Он – их единственная надежда.
Дон, приобняв Нацорине за плечи, расхаживал с ним по кабинету и время от времени ободряюще, с пониманием кивал. Дослушав рассказ, он тепло улыбнулся:
– Забудь тревоги, мой дорогой друг.
Далее крестный отец подробно объяснил, как все будет. Конгрессмену от округа подадут ходатайство. Тот выдвинет законопроект, по которому Энцо сможет получить гражданство. Законопроект непременно одобрят – в Конгрессе все повязаны. Но пройдохи непременно запросят мзду, добавил дон. Нынешняя цена – две тысячи долларов. Дон возьмет деньги и лично проследит за ходом дела. Друг ведь согласен?
Пекарь энергично закивал. Он и не ожидал, что такая услуга окажется бесплатной. Протолкнуть в Конгрессе особый акт недешево – это понятно. Нацорине чуть не плача принялся благодарить дона. Тот проводил друга до двери, заверив, что отправит в пекарню нужных людей, которые заполнят документы и уладят все формальности. Гость напоследок крепко обнял крестного отца и вышел в сад.
– Очень выгодное вложение, – ухмыльнулся Хейген. – И зять, и пожизненный помощник – всего‑то за две тысячи долларов… К кому обратимся?
Дон Корлеоне нахмурил лоб.
– Не к итальянцу, это точно. Поменяйте адрес в бумагах и отдайте дело еврею из соседнего округа. Война закончилась, и, думаю, многие наши paisan[1] захотят остаться. Нам понадобятся еще люди в Вашингтоне, которые возьмут на себя приток желающих, не заламывая цену.
Том записал указания дона в блокнот с пометкой: «Не Лутеко. Фишер».
Следующего просителя звали Энтони Коппола – с его отцом дон Корлеоне в юности грузил вагоны на железной дороге. Дело очень простое: Копполе нужны пятьсот долларов, чтобы оплатить оборудование и специальную печь для открытия пиццерии. Ссуда в банке по определенным причинам невозможна.
Дон достал из кармана пачку банкнот, но пяти сотен в ней не набралось. Поморщившись, он обратился к Тому Хейгену:
– Одолжи мне сто долларов. Верну в понедельник, когда схожу в банк.
Коппола начал отнекиваться, мол, и четырехсот будет достаточно, однако дон Корлеоне его прервал.
– Пришлось потратиться на свадьбу, – извинился он, похлопав просителя по плечу. – Наличности почти не осталось.
Он взял у Хейгена деньги и присовокупил к своим.
Консильери наблюдал за действом в безмолвном восхищении. Дон всегда говорил, что по‑настоящему щедрый человек никогда не откажет другому. Как, должно быть, польщен Энтони Коппола, что дон, чтобы дать ему взаймы, сам влез в долг! Конечно, крестный отец – миллионер, но всякий ли миллионер готов поступиться удобством ради бедного друга?
Дон вопросительно поднял голову.
– Еще к вам Лука Брази, хоть он и не в списке, – сообщил Хейген. – Хочет передать поздравления лично, не на людях.
Впервые за вечер на лице дона отразилось недовольство.
– Это обязательно? – Он вздохнул.
– Вы знаете его лучше, чем я, – Хейген пожал плечами. – Он был очень рад, что его пригласили на свадьбу. Такая неожиданность… Думаю, он хочет вас поблагодарить.
[1] Парень, пацан (сленг. Ит.).
