Лиза из Ламбета. Карусель

Джим обнял ее, и Лиза поймала себя на мысли, что именно так Салли сидела со своим дружком, а главное, что ей, как и Салли, так сидеть приятно.

Антракты были короткие; вскоре занавес опять подняли, комик собрал привычный урожай смеха тем, что снял сюртук и продемонстрировал публике свои панталоны; комика сменила трагическая сцена. В заключительном акте имели место темная комната, жребий и взрыв.

Когда все закончилось, уже на улице, Джим облизнул губы и сказал:

– Совсем в горле пересохло. Давай в паб заскочим?

– Я тоже пить хочу, – отозвалась Лиза, и они пошли в паб.

В пабе они поняли, что еще и голодны, соблазнились сосисками в тесте, которые запили парой пинт пива; затем Джим закурил трубку. Они побрели к Вестминстер‑Бридж‑роуд. Вскоре Джим предложил зайти еще выпить, пока пабы не закрылись.

– Не, с меня хватит, – сказала Лиза.

– Ничего, если и переберешь маленько, – рассмеялся Джим. – Завтра выходной – отоспишься.

– И то верно. Семь бед – один ответ.

Однако у дверей паба Лиза пошла на попятную.

– Слышь, Джим, там небось соседей полно; нас увидят.

– Нет там никаких соседей, не дрейфь.

– Я не пойду. Я боюсь.

– Даже если нас и увидят – разве мы что плохое делаем? И вообще, можно сесть в отдельной кабинке. Тогда мы будем одни.

Лиза сдалась, и они вошли в паб.

– Мисс, будьте добры, две пинты горького, – заказал Джим.

– Я больше полпинты не выпью, сразу предупреждаю, – заявила Лиза.

– Да ладно тебе, – ободрил Джим. – Выпьешь, куда денешься.

После закрытия паба они брели по широкой улице к дому.

– Давай присядем, отдохнем. – Джим кивнул на свободную скамейку под деревьями.

– Нет, уже поздно. Мне домой надо.

– Погода такая хорошая, обидно задыхаться в четырех стенах. – И Джим без труда увлек Лизу на скамейку. И обнял за талию.

– Руки прочь, злобомышленник! – Лиза выдала фразу из пьесы так, как поняла ее. Джим только рассмеялся, и Лиза больше не делала попыток освободиться.

Они долго сидели молча. Пиво ударило Лизе в голову; теплый вечерний воздух пьянил едва ли не сильнее. Большая рука обнимала Лизу за талию; сбоку привалилось крепкое, тяжелое тело. Лиза снова испытывала странное ощущение – будто сердце сейчас разорвется. Лизе было душно, томно и в то же время больно – так обычно простуда начинается. Руки задрожали, дыхание участилось, воздуха не хватало. Едва не теряя сознание, Лиза всем телом подалась к Джиму; в следующую секунду ее забила крупная холодная дрожь. Джим навис над ней, обнял обеими руками, запечатлел на губах долгий страстный поцелуй. Когда он разомкнул губы, чтобы сделать вдох, Лиза отвернулась и тихонько застонала.

Потом они опять долго сидели в молчании. Лизу переполняло незнакомое прежде ощущение счастья; она бы хохотала, громко, до колик, если б не боялась нарушить ночную тишину. Совсем рядом, на церковной башенке, пробили часы.

– Господи! – воскликнула Лиза. – Час ночи! Мне надо домой.

– Здесь так хорошо! Останься, Лиза, побудь еще! – Джим крепче обнял ее. – Лиза, я люблю тебя. Я не могу без тебя жить.

– Нет, мне надо домой. Пойдем. – Она вскочила, потащила Джима за руку. – Пойдем же.

Молча они двинулись к Вир‑стрит. Никого не было – ни впереди, ни позади; никто не мог их видеть. Джим больше не обнимал Лизу, они просто шли рядом, но все же не касаясь друг друга. Первой заговорила Лиза.

– Иди по Вестминстер‑Бридж мимо церкви. На Вир‑стрит попадешь с той стороны. А я пойду переулком, чтоб никто нас вместе не увидел… – Лиза почти шептала.

– Хорошо, Лиза, – согласился Джим. – Сделаю, как ты велишь.

Они подошли к переулку, о котором говорила Лиза. Это был узкий проход между глухих стен, иными словами, фабричные задворки; вел он к началу Вир‑стрит. У входа стояли два чугунных столбика, чтобы ни конные повозки, ни ручные тележки сюда не совались.

Лиза и Джим как раз подошли к этим столбикам, когда на пустой улице появился человек. Лиза поспешно отвернулась.

– Как ты думаешь, он нас узнал? – спросила она, когда они с Джимом оказались на достаточном расстоянии. И добавила: – Видишь, оглядывается.

– А кто это?

– Он с нашей улицы, – пояснила Лиза. – Я сама ни с кем из его семьи не вожусь, но знаю, где они живут. Как думаешь, он нас узнал?

– Откуда? Темень такая!

– Но он же оглянулся! Если он нас узнал, завтра вся улица будет языки чесать.

– Мы ничего худого не делали.

Лиза протянула руку, чтобы попрощаться.

– Провожу тебя до дому, – сказал Джим.

– Не надо. Иди к себе.

– Темно; что, как ты в беду попадешь?

– Не попаду. Иди домой, оставь меня.

Лиза шагнула в переулок и остановилась, глядя на Джима. Их разделяли железные столбы.

– Доброй ночи, – сказала Лиза, продолжая тянуть руку.

Джим взял ее ладошку.

– Не хочу, чтоб ты уходила.

– Что ж делать? Я должна идти! – Лиза попыталась высвободиться, но он опустил ее руку на верхушку чугунного столбика и крепко прижал.

– Пусти! Больно!

Блейкстон не шевельнулся, только смотрел ей в глаза откровенно, требовательно. Лизе стало не по себе. Она пожалела, что пошла с ним.

– Пусти руку! – Лиза крохотным своим кулачком принялась молотить железную лапищу.

– Лиза! – с надрывом произнес Блейкстон.

– Что? – Лиза в очередной раз стукнула его по руке.

– Лиза, – Блейкстон перешел на шепот, – я хочу!