Люди. Звери. Остановки

Семён хотел было что‑то возразить, особенно по поводу котяры, но не успел, Лена с мастерством цирковой наездницы переместилась с пассажирского сидения верхом на него, обхватила ладонями лицо и хищно впилась в его губы, всё вокруг перестало существовать, мысли и чувства вплелись в какой‑то сладостный безумный круговорот. С ветки сорвалась и полетела над озером испуганная птица…

 

– Ну что, товарищи нахимовцы, сегодня последний день шлюпочной практики, – немолодой уже мичман прохаживался, заложив руки за спину, вдоль построенных в две шеренги юных морячков, – вот по этому озеру мы должны пройти заданным мною курсом и с определённой скоростью. Занятие последнее, – повторил мичман, и понизив несколько голос, почти вкрадчиво добавил, – Зачётное! – При этом многозначительно поднял вверх указательный палец правой руки. Измотанные практикой матросы сразу приободрились, потухшие уже было глаза засветились чем‑то живым. Неужели это сегодня закончится! Задолбались грузить на машину этот огромный ял, таскаться от одной воды к другой. И мичман, этот старый мудак, всё рвение своё показывает перед начальством, экспериментирует на разных водоёмах, всё хочет доказать, что ход яла на шестнадцати вёслах по заливу отличается от хода той же посудины с тем же количеством вёсел по озеру. Ну, ни идиот, якорь ему в задницу!

По команде старшего, всё расселись по местам и отчалили. Устроившись поудобнее на корме, мичман дождался, когда лодка выйдет на чистую воду и дал счёт.

– И р… раз, и р… раз! – чеканно вылетало из его прокуренного рта и сопровождалось коротким и резким взмахом руки. В такт его голосу матросы синхронно налегали на вёсла, ял стремительно набирал ход. Волны, даже самой небольшой, не было, усталое солнце уже зависло над линией горизонта, готовое провалиться на последнем издыхании, и только одинокая лодка будто летела над водой.

– И р… раз, и…и…и р… раз, хорошо, мальчики, хорошо! – подзадоривал мичман, – Ну‑ка, налегли! «Мальчики» были красные от напряжения, по лицам градом стекал пот. Справа по борту обнаружилось место, густо поросшее осокой, мичман дал команду сбавить ход и принять немного левее. Нужно было пройти заросли в непосредственной близи от берега, а дальше опять открытая вода. Вот и выбрались, он поднял руку для начала счёта и повернул голову к берегу. Вместо «и р‑раз!» мичман неосознанно выпалил: «Ни …уя себе!». Все шестнадцать голов повернулись в сторону, куда выпученными глазами и с разинутым ртом взирал их командир. Всего лишь в нескольких метрах от лодки, на поляне стояла чёрная иномарка, точнее, её спереди загораживала голая мужская спина и такие же не менее голые ягодицы, девушку не было видно совсем, не считая стройных ножек, которые парень поддерживал за лодыжки. Он ритмично совершал характерные для ситуации движения, на левой ступне девушки безжизненно болталась босоножка, готовая в любой момент сорваться с ноги и упасть в траву. Ко всему, животрепещущую картину дополняли всевозможные всхлипывания, взвизгивания, вскрикивания и прочие звуковые атрибуты действа.

Страшной мукой и безысходностью исказились лица нахимовцев, вёсла застыли в воздухе, и кто‑то, не выдержав заорал: «Вот, блять, жисть у людей! А тут, как рабы на галерах! Мужик, дай ей по самое не балуйся! За нас! За всех! Пошли‑ка ей в разлуку!» Выкрики, советы, пожелания так и посыпались из лодки, как из рога изобилия, но парочка их уже не слышала. Заметив лодку слишком поздно, как оказалось, они метнулись друг от друга, Лена спряталась за открытой дверцей машины, а Семён просто сел голой задницей в траву и тупо глядел туда, откуда так стремительно умчалась жизнь, зрелище было жалкое, если не сказать, противное. Оба пребывали в каком‑то ступоре. Ял удалялся, выкрики и гомерический хохот ещё раздавался над озером, когда Семён осторожно обошёл машину и приблизился к Лене. Обняв колени, девушка уткнулась в них лицом, плечи её вздрагивали. Семён не знал, что сейчас нужно делать, чувство вины переполняла его, наконец, он осторожно тронул Лену за плечо.

– Леночка, ты прости меня, кто ж знал, что так получится… моряки эти хреновы, что б им лопнуть! Не плачь, мне жаль… – Закончить он не успел, Лена подняла на него мокрое от слёз лицо, но она совсем не плакала, нет, её остренькие плечики вздрагивали от неудержимого смеха!

– Вот так потрахались! «Я знаю место, там ни одной живой души!» – передразнивала она Семёна. – Как два идиота пёрлись километра три вокруг озера по колдобинам, чтобы в итоге в самый такой момент показать твой голый зад морячкам! Ой не могу, умру сейчас, расскажи кому не поверят! – казалось, что от смеха её сейчас переломит пополам. Семён стоял с глупым выражением лица и ощущал себя половым активистом, инициатива которого была загублена на корню, да ещё так жестоко и цинично, в тот момент он возненавидел этот проклятый ял со всем его содержимым, а также весь военно‑морской флот. С каким замиранием сердца, будучи ребёнком, он держал в руках отцовский кортик, он сейчас, конечно, не вспоминал.

– Одевайся, герой‑любовник, – подруга нежно погладила его по руке, – ничего страшного не произошло и извиняться тебе не за что, – Лена чмокнула Семёна в нос. – Пора возвращаться, темнеет уже.

Всю дорогу назад они ехали практически молча, слушали музыку, изредка перебрасывались какими‑то ничего незначащими фразами, настроение испорчено не было, просто было хорошо вот так вот чувствовать друг друга рядом, и зачем собственно что‑то говорить. Время ужина уже давно минуло, но есть почему‑то не хотелось, просто ехать, просто музыка, просто хорошо. Мосты пролетели только‑только, в зеркало было видно, как охрана перегораживает дорогу полосатыми шлагбаумами.

Лена уютно пристроилась на плече и будто задремала, проснулась от ощущения того, что они уже никуда не едут.

– Мы дома, – Лена сонно огляделась вокруг, потом сладко потянулась, закинув руки на затылок. Сколько соблазнительного до неприличия было в этом изгибе! Горячая волна вновь прокатилась у Семёна внутри, он запустил мотор, и авто, жалобно взвизгнув резиной, вылетела на набережную. Он мчался, не разбирая дороги, девушка с немым вопросом взирала на него, в глазах её плясали весёлые чёртики. Резкий поворот бросил машину в какой‑то двор‑колодец, там было почти свободно и Семён с разгона чуть не врезался в стену. Они даже не сообразили, как оказались на заднем сидении, задыхаясь и путаясь в одежде, наконец начали рвать друг друга на куски.

 

Старушка подошла к открытому окну, слабые уши ещё улавливали звуки вокруг, правда телефонный звонок пришлось сделать на всю громкость, так что соседи по коммуналке вздрагивали, но что делать, с неудобствами совместного проживания чужих друг другу людей в одной квартире, приходилось мириться. Что‑то там внизу происходило. Какая‑то незнакомая машина стояла у стены напротив, её покачивало из стороны в сторону, изнутри доносились стоны и завывания. Бабка с минуту оценивала ситуацию, и, поняв, что человеку, который эти звуки издаёт совсем не больно, а скорее наоборот, крикнула в окно:

– Что ж вы делаете, охальники, щас милицию позову, бесстыжие ваши рожи! Находящиеся в машине не слышали и не могли её слышать, да и, если это было так, то вряд ли подобные замечания придали их поведению благопристойность.

«Во выводит, шельма… Лань подзаборная!» – подумала старуха, слушая, как невидимая ей женщина наслаждается сама и даёт возможность какому‑то счастливцу насладиться собой… и улыбнулась грустно.

«Не спится тебе, дуре старой» – поругала она себя и зашаркала тапочками на кухню, гнусавя под нос «Помню, как‑то я молодушка была…».