Мальчишки из «Никеля»

Элвуд попросил завхоза передать его бабушке, что он идет домой. Ему не терпелось увидеть, каким станет ее лицо, когда она заметит на полках у них дома тома энциклопедии – изысканные и солидные. Сгорбившись от натуги, он дотащил коробки до автобусной остановки на улице Теннесси. Этого серьезного парнишку, взвалившего на себя бремя мировых знаний, вполне мог изобразить на своей картине Норман Роквелл, если б только тот родился белокожим.

Вернувшись домой, он первым же делом вынул из зеленого книжного шкафа, стоявшего в гостиной, «Братьев Харди» и «Тома Свифта» и стал разбирать коробки. Когда в руки ему попал том с буквами «Га» на корешке, в нем взыграло любопытство: он решил узнать, как же эрудиты из компании Фишера объясняют, что такое галактика. Вот только страницы оказались пустыми – все как одна. Все до единой книги из первой коробки были с чистыми страницами – кроме той, которую он листал на кухне. Элвуд бросился открывать остальные коробки. К щекам прилил жар. Все книжки оказались пустышками.

Когда пришла бабушка, она, покачав головой, предположила, что это, наверное, брак, а может, коммивояжер нарочно возил с собой образцы для покупателей – чтобы те без особого труда могли представить, как будет смотреться у них в библиотеке полное собрание. Той ночью, когда Элвуд лежал в постели, мысли тикали и гудели у него в голове, точно она вдруг обратилась в какой‑то диковинный, сложный механизм. Он вдруг понял: тот самый помощник официанта, да что там, все служки с кухни знали, что книги пусты. Они устроили весь этот цирк нарочно.

Но энциклопедии он с полок так и не убрал. Выглядели они внушительно, даже несмотря на то, что скоро от жары у них стали облезать обложки. Кожа тоже оказалась поддельной.

Следующий день на кухне стал для него последним. Все чересчур внимательно всматривались Элвуду в лицо. Кори полюбопытствовал, «как ему книжки», и застыл в ожидании реакции. Пит стоял себе у раковины, и с его губ не сходила ухмылка – ее будто высекли на лице ножом. Они и впрямь знали. Бабушка согласилась с тем, что он уже взрослый и может сидеть дома один. В старших классах он нет‑нет да и задумывался, а не играли ли все это время посудомойщики с ним в поддавки. А он ведь так гордился своими способностями – вот ведь наивный, вот дурачье. Впрочем, твердого ответа он так и не нашел – пока не попал в Никель, где волей‑неволей уяснил всю правду о состязаниях.

 

Глава вторая

 

Распрощаться с кухней значило распрощаться и с одиночной игрой, которой Элвуд забавлялся втайне от всех: всякий раз, когда распахивались двери столовой, он мысленно делал ставки – есть сейчас в зале чернокожие клиенты или нет. В соответствии с судебным решением по делу «Браун против совета по образованию» школам полагалось провести десегрегацию – и уже недалек был час, когда все невидимые стены падут. Вечером, когда по радио зачитали постановление Верховного суда, бабушка Элвуда вскрикнула, точно кто‑то опрокинул ей на колени горячий суп, но тут же осеклась и расправила юбки.

– Вот только этого негодника Джима Кроу с его законами так просто не изгнать, – заметила она.

А наутро снова встало солнце, и все было в точности как всегда. Элвуд спросил у бабушки, когда же негры начнут останавливаться в «Ричмонде», а она ответила, что одно дело – указать человеку, как поступать правильно, и совсем другое – заставить его эти указания исполнить. В пример бабушка привела некоторые поступки самого Элвуда, и он кивнул: наверное, так и есть. И все‑таки рано или поздно дверь распахнется, и за ней проглянет смуглое лицо франтоватого бизнесмена, прибывшего в Таллахасси по делам, или изысканно разодетой дамочки, приехавшей полюбоваться городскими видами, – и они тоже смогут насладиться ароматными кушаньями от местных поваров. Элвуд в этом не сомневался. Свою потайную игру он впервые затеял, когда ему было девять, но за три года так ни разу и не увидел в столовой других темнокожих, кроме полотеров да разносчиков тарелок и бокалов. Игры он не прекращал до тех самых пор, пока не покинул «Ричмонд». Соперничал он все это время с собственной глупостью или с ослиным упрямством мира, который не желал меняться, так и осталось неясным.

Не один мистер Паркер жаждал заманить Элвуда к себе на службу. Белые вообще частенько зазывали его на работу – одни отмечали в нем прилежание и спокойствие, а другие, увидев, что держится он совсем не как его темнокожие ровесники, считали, что это свидетельствует о трудолюбии. Мистер Маркони, владелец табачной лавки на Макомб‑стрит, наблюдал за Элвудом с тех самых пор, когда тот еще лежал в скрипучей, насквозь проржавевшей коляске и хныкал. Мать Элвуда, стройная женщина с темными, уставшими глазами, даже не пыталась утихомирить свое дитя. Она бы предпочла скупить все журналы о кино и раствориться в них под громкие младенческие крики.

Мистер Маркони крайне редко покидал свой «насест» у кассы. Приземистый, потный, с невысоким начесом в стиле помпадур и черными усиками, к вечеру он неизбежно выглядел потрепанным и усталым. У входной двери резко пахло его тоником для волос, а еще за ним повсюду тянулся шлейф знойного полудня. Со своего стула мистер Маркони наблюдал, как взрослеет Элвуд, как он начинает тянуться к собственному солнцу, отдаляясь от других ребят, живущих по соседству, – те уже вовсю безобразничали, шумно толкались в проходах между полками, прятали по карманам комбинезонов пачки конфет «Ред Хотс», думая, что мистер Маркони ничего не замечает. А он все видел – но молчал.

Элвуд принадлежал ко второму поколению его покупателей из Френчтауна. Мистер Маркони занялся торговлей в сорок втором, через несколько месяцев после открытия военной базы. Чернокожие солдаты приезжали на выходные во Френчтаун на автобусе из лагеря «Гордон Джонстон» или с военного аэродрома Дэйл‑Мэбри, устраивали тут шумные гулянки, а потом устало тащились назад, чтобы продолжить муштру перед отправкой на фронт. Кое‑кто из родственников Маркони открыл магазинчики в центре города и неплохо на этом зарабатывал – белому, который разбирается в сегрегационной экономике, не так уж трудно обогатиться. Лавочка Маркони находилась неподалеку от отеля «Блубел». А за углом располагались бар «Тип‑Топ» и бильярдная «Мэрибель». Маркони хорошо подзаработал на продаже всевозможных сортов табака и презервативов «Ромео» в жестяных коробочках.

Когда война кончилась, он переместил табак в заднюю часть магазина, перекрасил стены в белый, добавил стойку с журналами, дешевые конфетки, автомат с газировкой, – и это помогло спасти репутацию лавочки. Он нанял помощника. Не то чтобы тот и впрямь был нужен, но жене нравилось всем рассказывать, что у него есть персонал в подчинении, да ему и самому казалось, что так его магазинчик становится привлекательнее в глазах френчтаунской темнокожей «элиты».

Элвуду исполнилось тринадцать, когда Винсент, исполнявший раньше обязанности кладовщика у Маркони, записался добровольцем в армию. Внимательностью Винсент не отличался, зато опрятности и проворности ему было не занимать – а эти качества мистер Маркони очень ценил в других, раз уж сам не мог ими похвастать. В последний рабочий день Винсента Элвуд по своему обыкновению заглянул в лавочку, чтобы полистать комиксы. У него была любопытная привычка: прежде чем оплатить комикс, он прочитывал его от корки до корки, притом что покупал каждый, к которому притрагивался. Мистер Маркони поинтересовался, зачем он их читает, раз уж все равно купит – и не важно, плох комикс или хорош, – и Элвуд ответил: «Да так, просто проверить». Владелец магазинчика спросил, не нужна ли Элвуду работа. Тот закрыл выпуск «Путешествия в тайну» и ответил, что сперва надо спросить у бабушки.