Минотавр
– Я не убивал его, не трогал, – Андрея колотило от испуга так, что грех было ему не поверить. Литр вообще присел на край канавы и заплакал.
– Что будем делать, пацаны? – Спросил Дыня, нервно закурив.
– Это получается, что я его… я убил? – Скулил Андрей, кусая сбитые пальцы.
– Он сам умер. У него сердце было больное или еще что‑нибудь. Диабет там или язва желудка. Сам! – Высказывал свои предположения Сергей.
– Нужно что‑то с машиной делать, пацаны, – сказал я и начал вытаскивать труп на дорогу. Мы уложили его в багажник и поехали на самую окраину садов. Туда, где начинаются…
– Лесополосы, – прервал меня капитан и пристально посмотрел мне в глаза.
– Да, – подтвердил я, – и закопали его там. А машину увезли за дачные поселки в поле и сожгли. Она горела так долго и так красиво… Так долго…
– Действительно банда! – Следователь покачал головой.
– Да, но вот что самое ужасное, – добавил я, – через несколько дней мы собрались у Сереги в гараже. Пили дешевое пиво, курили и молчали. А потом Андрей произнес эту фразу. «А знаете, пацаны, мне все это реально понравилось!»
– Что именно? – уточнил очевидное следователь.
– Адреналин. Чувство «божественности» момента. Приключение.
– Значит все‑таки Андрей Бражников? А вы не припомните, таксисту на щеке они вырезали букву «У»?
– Нет. Не уверен. Не помню.
– Привлечь бы тебя за эти подвиги детства, да боюсь срок давности прошел. Да и заявления о пропаже того таксиста мы не найдем. И было ли оно? Ладно! Сейчас важнее всего поймать Урфина. Я предложу тебе одно дельце, – очень заинтересованно произнес Калугин, – мы пока не будем браться за всю вашу компанию детства. Но вот о чем я тебя попрошу: встреться, пожалуйста, с каждым из них и потолкуй. Попробуй понять, что происходит в их жизни. В душу не лезь, наводящих вопросов не задавай. Так, потихонечку пощупай за яйца. Понял? А потом сразу ко мне. И если что, звони сразу.
– Поговорить‑то можно, – ответил я, – отчего ж не поговорить! Тем более завтра на кладбище все и встречаемся.
Рабочие записи преподобного Минотавра Самуэля
Погружаться в воспоминания – это как закидывать удочку. Никогда не знаешь, да и никто не скажет, что придется выудить из сей бездны. Иногда это пыльца. Та, что осталась от раздавленных бабочек. Они олицетворяют то, чего так и не случилось. Какие‑то детские мечты. Но ничего не осталось от них. Ни засушенных крылышек между стеклышками, ни запаха лета. Только пыльца на пальцах. Следы от несостоявшегося…
Это не относится к нашим претендентам: все они отбираются самым тщательным образом. Нет, они, бесспорно, такие же живые люди. И у них, безусловно, существовали мечты и чаяния. Было детство и была мечта. Но что‑то сломалось, переключилось – и они стряхнули пыльцу со своих ладоней, получив возможность стать претендентами игры. Стать пищей для нашего господина.
В игру иногда попадали и попадают довольно странные персонажи, но всегда весьма заслуженные. Во второй паре оказались именно такие. Итак…
Давид Сарианиди. Пятьдесят шесть лет. Устраивал «психологические перформансы с молодежью». Во всяком случае, он это называл именно так. На самом же деле банально построил у себя на даче несколько вольеров и содержал там похищенных людей. Ставил над ними психологические эксперименты: заставлял обнаженными бегать на четвереньках, запрещал говорить. Потом скармливал своим собакам. В хозяйстве у него было с дюжину кавказских и среднеазиатских овчарок. Доберманы, ротвейлеры, ирландские волкодавы. Несколько хаски и один премиленький померанский шпиц. Его он бережно носил на руках, подкармливая мелко нарезанной человечиной. Основной выявленный для игры страх – темнота, ночь и все что с ней связано. Имя для игры – Кинолог.
Его Ариадной стала Зулейха Сокурова. Популярный бизнес‑коуч тридцати лет от роду. Ужасная недотрога и аккуратистка. Один только носовой платок она меняла в день раз тридцать. Сокурова собирала у себя на тренингах множество народу и читала лекции о том, что такое настоящее, истинное счастье. Избавиться от престарелых родителей, чтобы освободить жилплощадь, сдать ноющих и мельтешащих перед глазами детей в интернат – все ради собственной «гармонии». Выявленный страх – боязнь принять неверное решение. Имя для игры – Мразь. Ее внутренний мир был по‑настоящему парадоксален: все окружающие должны сами понимать, что следует делать правильно для твоего счастья. И тем более чего делать не следует! Если они этого не понимают или не делают, их следует уничтожать, как болезнетворные бактерии. Все, что я думаю или делаю, – истина. Есть два мнения: одно неправильное, другое – мое. Я есть центр вселенной. Я никогда не сомневаюсь. Я – причина и я – действие.
Она заколола своего Тесея игры в шею прямо на даче. Всех его собак отравила. Дом и вольеры сожгла. Действительно деятельная особа!
Игла, проецируя ее встречу с минотавром, сформировала комнату, которую мы назвали Чистый Источник. Пройдя первый круг, она, как и все, осуществила «визит к своему собственному минотавру». Погрузившись в определенное состояние, она стала молодым неопытным неуклюжим пареньком – студентом, ищущим смысл жизни. И в «своей комнате» увидела следующее…
«Ты только запомни, нет… неправильно сказал, – усатый мужчина почесал коротко стриженый затылок и задумался, – ты пойми! Ты здесь, на этой ночной набережной, очутился неспроста. В жизни вообще все неспроста. Это как задача по математике. Решил, пошел дальше… Ты – вот, и я – вот, и вот – есть дело, которое нужно состряпать. И тогда выйдет решение. Понял?! Ну или можешь булыжником его по башке… делов‑то! Так даже скорей будет.
– Я подобными делами никогда не интересовался и не брался за них, – испуганно отвечал его собеседник: высокий худой молодой человек с длинными руками‑плетьми и нескладными – кривыми и тонкими – ногами.
На нем были серая шерстяная куртка, старые затертые джинсы и высокие резиновые сапоги болотного цвета. Еще с вечера к нему подошел его друг по училищу и загадочно прошептал на ухо: мол, ночью на пристани тебя будет ждать человек, он‑то тебе все и разъяснит. Есть ребята, которым так разъяснил, что они в церковь ходить начали. А некоторые и перестали учиться после беседы с ним. И читать забросили, постоянно твердя о чем‑то главном, о каком‑то «исходном чистом жизненном источнике». Если интересуешься, он подождет тебя у шестого фонаря. Знаменитый нетрадиционный психолог с очень странным подходом к клиентуре.
Вот он и пришел.
– Ты пойми, – не унимался усатый мужик в ватнике на голое тело, старом трико и стоптанных клетчатых тапочках на босу ногу. Он отчаянно тряс перед носом собеседника газеткой «Правда», предварительно плотно свернутой в трубочку, и пытался что‑то объяснить. Газетка пахла вяленой воблой невообразимо.
