Минотавр

– Ты всегда хотела от мужчин заботы, – я присел у ее ног на корточки и взял ее теплые пальчики в свои руки, – я хочу осуществить твою мечту. Слава богу, что есть кому возить тебя в коляске! Помнишь того дядьку в красной пижаме? Он почему‑то переживал именно за это.

– Ты все придумываешь, Федор Путилин! Ночью ты кричал во сне. Скажи мне, ты вспоминаешь о своей бывшей? Все‑таки двадцать лет прожили.

– Не говори ерунды. Ты здесь – и ты со мной. И это главное.

– Это потому, что я просто не могу встать и уйти от тебя, – она попыталась рассмеяться, – где вы на этот раз собираетесь со своими алкашами? – вздохнула она.

– Они мои друзья детства, – попытался оправдаться я, – и ты прекрасно знаешь, что я полечу в Омск. Я так делаю ежегодно, сколько можно это обсуждать?!

– То есть любимую свозить в парк у тебя времени нет, отделываешься короткой прозой на ее страничке в социальных сетях, а на своих алкашей из детства…

– Я прошу тебя не говорить так, – как можно спокойнее произнес я.

– Ой, можно подумать…

 

Я прибавил звук. По телевизору шли криминальные новости.

 

«…а теперь перейдем к самому ужасному происшествию минувшей недели, – говорила привлекательная ведущая, – в городе Омске найдена очередная жертва маньяка, которого местные журналисты прозвали Урфин. По данным следственного комитета, жертвами становятся и женщины, и мужчины разного возраста. Девушку двадцати лет на сей раз обнаружили в лесополосе на южной окраине города. Характерные признаки убийства заставляют утверждать, что это дело рук того же человека. Напомню: Урфином его прозвали за то, что он вырезает на щеке жертвы букву „У“, и у одной из жертв в кармане был найден игрушечный деревянный солдатик. Следствие по делу идет. Если кто‑то обладает важными данными или готов поделиться информацией, прошу сообщить по указанным ниже телефонам следственного комитета по Омску и Омской области. Анонимность гарантирована».

 

Я побледнел и, обернувшись, просверлил свою девушку ледяным взглядом, отстраненно прошептав:

– У меня в Омске очень важная встреча с друзьями детства. Я очень надеюсь, что ты понимаешь это!

…

Нас было несколько пацанов. Настоящая банда!

 

Максим Гандельзальц: человек, разруливавший любые проблемы с помощью ведической философии. Андрей как‑то сказал о нем: «Такое ощущение, что Макс влезает в мою башку и шурудит там».

Гандельзальц был умным мальчиком. Странно вообще, что он связался с нашей компанией. Его родителей накрывал пресловутый когнитивный диссонанс из‑за общения с нами. Максим был искренен, с девочками особо не дружил, сторонился. «Если вам когда‑нибудь захочется покоя, – любил говорить Макс, – исключите из своей жизни женщин. Запретите их себе как куриную шкурку: жирную, хрустящую, ароматную, натертую специями и чесноком. Такую вкусную, такую ядовито‑холестериновую!». Андрюха Бражников считал его сумасшедшим. Особенно после того, как он еще в школе начал интересоваться радикальным исламом.

Серега Бриннер: кличка Литр. Это прозвище прилипло к нему после того, как он в свои пятнадцать на спор выпил литр разливного вина у той самой бочки, что стояла на углу. Спорил с взрослыми дядьками на флягу «Анапы». Выиграл. В тот вечер я впервые напился вусмерть – было настолько плохо, что содержимое желудка вместе с янтарным зельем выходило из меня даже через нос. Я стоял, согнувшись, у старого клена, меня тошнило… За горизонт заходило ласковое солнце с этикетки «чудного напитка», а я люто ненавидел и вино, и Литра, притащившего этот «выигрыш», и Анапу: заочно.

Андрей Бражников, он же Длинный. Звали его так, разумеется, из‑за роста. Андрюху в округе боялись все, даже мы иногда побаивались. Он был крут на кулаках, легко ввязывался в драку. Смело бил парней гораздо старше себя. Девчонки сходили по нему с ума, а он дрался за них на пустыре за школой и водил в «свое место» в лесополосу.

Сашу Долгина мы звали Голова совсем не за ум, хотя он не был глупым или ограниченным. Он, человек с великолепным чувством юмора, очень рано начал лысеть. Собирался поступать в мореходку. Мне‑то казалось, что моряком он уже родился: походка, осанка, юморок… Всегда улыбчив, всегда в хорошем настроении. Но на вечерах девчонки танцевали с ним скорее из жалости или по дружбе. Он не унывал, рассказывая невероятное количество выдуманных историй, и был душой компании.

Денис Фомчев, мой одноклассник. Долгое время сторонившийся компаний, он вдруг пошел в качалку. Вместе с растущими мышцами появлялся и авторитет. Собственную состоятельность пришлось однажды доказать: дать по зубам Витьку из десятого за то, что он передавал записку Юлечке. А Витек был серьезным пацаном, каратэ занимался: к нему просто подойти и заговорить‑то было страшно…. По зубам Витьку он, конечно, не дал: не смог. Витька отлупил его, как грушу, и назвал «обработанным фруктом», после чего Фомчева стали звать Дыней. Однако Дыню после сей экзекуции зауважала вся школа.

 

Младший брат Головы – Юрзик. Производное от Юры и Мурзика (его пса, которого он постоянно таскал с собой). А младший брат Андрея – Култышка. Звали его Виталик, но он родился без мизинца. Был немного слащавым и похожим на девчонку; с нами не особо общался, побаивался. Но в обиду мы его не давали.

Моего брата звали Кекс. Однажды учитель иностранного по прозвищу Ондон Ондоныч спросил, готов ли он отвечать и сделано ли домашнее задание. Брат заявил, что не очень‑то ему и нужен этот иняз. Ондоныч что‑то ответил ему по‑немецки. На перемене Женя Бауэр, здоровенный второгодник, долго и упорно переводил ответ педагога со словарем. К началу следующего урока он, вбегая в кабинет литературы, радостно провозгласил общественности перевод:

– «Ну ты и кекс!» – выкрикнул Женя и заржал.

Витя не любил это погоняло, но потом привык. Кстати, из‑за него и меня стали звать Батоном. Тот же Ондоныч провозгласил это так: мол, если один брат хлебобулочный, то и второй должен, тем более что у меня после одного происшествия на левой щеке остались продольные коричневые полоски (года в четыре я упал на электрообогреватель и прожег щеку).

Гораздо позже, когда отец впервые сходил на родительское собрание вместо матери, он дал Ондонычу другое прозвище, моментально к нему прилипшее: из‑за высокого роста, худобы и сутулости батя прозвал его Параграф.