Наказ цыганки

Фёдору снилось, будто он, ещё маленький мальчик, в новом шерстяном сюртучке, в лакированных туфлях, надетых на белые гольфы, стоит с матерью и отцом в церкви. У него первое причастие, и он очень волнуется. Федя совсем забыл, чему его учила мать, что он должен говорить и делать. И боится, что священник рассердится на него за рассеянность.

И точно, священник открывает рот и громоподобно что‑то спрашивает у маленького Фёдора, но тот слышит только раскатистый звук его голоса и не разбирает слов. Священник продолжает греметь всё сильней и сильней. В двери церкви начинает кто‑то стучать, как будто требует, чтобы Фёдор вышел и не задерживал службу, если не знает, что надо делать. Священник гремит, в дверь стучат, а Фёдор начинает задыхаться от волнения и страха.

Проснувшись и подскочив на кровати, тяжело дыша, он понял, что все звуки из его сна оказались реальностью. За окном надвигалась буря, самая ранняя в это время года на его памяти. Ветер бросал в окно мелкие веточки клëнов, растущих рядом с домом, молнии сверкали почти непрерывно, а раскаты грома заглушали стук в дверь и звон колокольчика. Не понимая ещё толком, что происходит, Фёдор выскочил в коридор в нижней рубашке и кальсонах.

По дому уже забегали проснувшиеся слуги, Семён, тоже во всем исподнем, кричал у запертой входной двери:

– Кого нечистый носит по ночам?

– Барина позови, – ответил снаружи женский голос, заглушëнный ветром и раскатами грома.

Семён приоткрыл немного дверь, глаза его расширились от удивления:

– Да ты что, ошалела совсем? Ступай прочь, пока я собак не спустил! Барин спит!

– Позови, тебе говорю! Иначе беда случится!

Фёдор уже спускался по лестнице, накинув на плечи первое попавшееся, что нашёл в темноте.

– Кто там, Семён?

– Да цыганка какая‑то, Фёдор Аркадьевич! Ведь это ж надо столько наглости набраться – к барину ночью в дом заявиться!

– Цыганка? Ну‑ка отойди.

Фёдор отстранил Семёна и открыл дверь. Джафранка, кутаясь в шаль с головой, стояла, дрожа от ночной свежести, и порывы ветра трепали полы её лёгкого пальтишка.

– Джафранка! Что случилось?

– Фёдор, дом у околицы, – она тяжело дышала, видимо, от быстрого бега, от долгого стука в дверь, от волнения. – Выведи людей… Скорей… Надо торопиться…

– Погоди, погоди. Ничего не понимаю. – Фёдор открыл шире дверь и хотел пригласить её войти. – О чём ты говоришь, какой дом? Ты входи, дрожишь вся. Да что случилось‑то?

– Дом у околицы, Фёдор! Пойдём скорей, надо вывести людей! – продолжала твердить девушка.

Фёдор вспомнил разговор с цыганами у костра. «Джафранка сама приходит к нуждающимся, и только тогда, когда посчитает необходимым». Дом у околицы. Это дом Степана, садовника. Он живёт там с женой Серафимой и двумя маленькими детишками. Фёдор отступил на шаг:

– Входи. Дай мне минуту, я оденусь.

Уже взбегая вверх по лестнице, прокричал Семёну:

– Семён, одевайся. Никодима‑кузнеца разбуди. Ждите меня во дворе.

Десять минут спустя непрерывные вспышки молний освещали четыре фигуры, бегущие по ночной Сосновке к дому садовника Степана, который часто помогал Семёну ухаживать за парком вокруг барской усадьбы. Иногда они пробирались огородами, чтобы сократить путь. Впереди бежали двое мужчин, сзади – Фёдор и едва поспевавшая за ними Джафранка. Добежав до дома, Никодим принялся стучать. Вспыхнул свет, открылась дверь, люди с испуганными заспанными лицами слушали сбивчивые объяснения странной компании, заявившейся ночью к деревенской семье.

Потом дверь распахнулась, все ввалились внутрь, Джафранка стала помогать Серафиме одевать спящих детей, заворачивать их в одеяла, выносить наружу, подальше от дома. Степан оделся и с остальными мужчинами, похватав какую попало утварь, выскочил вслед за женщинами.

Бежали прямо через огород, в поле. Запыхавшись окончательно, остановились и оглянулись. Молния, озарив ярким светом всю деревню, ударила прямо в дом Степана, расколов его надвое. От грохота все присели, схватились за уши. Крика Серафимы и плача детей не было слышно из‑за воя ветра и треска огня, пожирающего деревянную избушку садовника. Расширенными от ужаса глазами четверо смотрели на пожар, слишком потрясённые, чтобы двигаться, слишком подавленные горем, чтобы разговаривать.

 

 

***

 

Фёдор и Джафранка сидели у камина, который разжëг вздыхающий и сокрушëнно качающий головой Семён, как только они вернулись в усадьбу. Джафранка, закутанная в плед, прихлëбывала горячий чай, держа чашку обеими руками. Фёдор пил коньяк, который Семён налил в стакан и силой вложил ему в дрожащие руки.

Семью садовника пристроили пока к одинокой Прасковье. Та уложила детей спать и еле отпоила травами воющую от горя Серафиму. Понурившему голову Степану Фёдор сказал: «Отстрою я вам дом, Степан! Вот увидишь, к Троице уже будешь в новых хоромах жить. Лучших плотников выпишу из губернии!»

– Джафранка, – наконец произнес Фёдор, видя, что девушка немного отогрелась, – я думаю, глупо было бы спрашивать, как ты узнала о пожаре, после того, что я о тебе слышал. Значит, это всё правда, что о тебе в таборе говорили?

– Глупо не разговаривать, барин, – тихо сказала цыганка. – Бог дал людям язык, чтобы разговаривать. Поэтому спрашивай всё, что хочешь.

– Пожалуйста, зови меня Фёдор. Как случилось, что ты узнала про пожар?

– По‑разному случается. В этот раз мне приснилось. Во сне я всё чётко вижу. Иногда я чувствую, иногда просто приходит знание. Этого я не могу объяснить, знание возникает в голове, вот и всё. Это у меня от мамы, она так могла.

– Ты спасла жизнь моим крестьянам, я тебе очень благодарен. Скажи, что я могу сделать для тебя?

Джафранка рассмеялась.

– Так ты уже сделал. Поверил мне, впустил в дом, вышел со мной людей спасать. В таких случаях большего сделать невозможно.

Фёдор совсем недавно узнал эту девушку, но другого ответа почему‑то не ожидал. Он долго молча смотрел на неё. От чая и тепла камина Джафранка раскраснелась, глаза её блестели в свете догорающих угольков. Она откинула плед, согревшись, и Фёдор отчётливо видел её упругую грудь под ярким платьем. Она поставила пустую чашку на стол.

– Пора мне, барин. В таборе привыкли, что я иногда ухожу, но всё же беспокоятся.

Она встала и пошла к двери. Когда она проходила мимо кресла, в котором сидел Фёдор, он поймал её руку. Она была удивительно мягкая и тёплая. Джафранка посмотрела на него долгим взглядом, прежде чем отнять руку. Молча пошла к двери. Открыв её, оглянулась.

– Приходи сегодня на закате на то место… Фёдор.

И скрылась за дверью.