Наказ цыганки
– Да неужто ещё одну девчушку подаришь бабке на старости лет? Вот радость‑то!
Наконец Сара выгнала и Иду из кибитки, от той всё равно было мало толку. Она слонялась вокруг, заламывая руки и слушала стоны Джафранки да крики Сары:
– Воды! Полотенец! Нож прокалите на костре!
Громкий натужный крик Джафранки сменился плачем новорождëнной девочки. Послали в лес за замëрзшими цыганами, которые, разведя костры, снова ушли, чтобы не мешать женщинам. Дружной гурьбой расселись у огня, отогреваясь и с нетерпением ожидая, когда выйдет из кибитки Сара и расскажет новости. Та, закончив последние процедуры с мамой и малышкой, вышла, послав вконец измученную неизвестностью Иду побыть с роженицей.
– Всё, ромалэ, у нас новая цыганочка!
Дружный хор огласил лес. Побежали за скрипками и гитарами, женщины, воспользовавшись большим количеством огня, принялись готовить еду. Все хотели есть, устав за день, и все хотели праздника.
Ида крепко обняла Джафранку, держащую девочку на руках.
– Милая ты моя! Как ты? Устала, настрадалась! Дай дочурку‑то посмотреть. Красавица! Настоящая цыганка!
– Возьми ее, Ида, отнеси Саре, я отдохну немного.
– Конечно, конечно, родная, – женщина взяла малышку. – А как мы её назовем?
– Не время пока, Ида.
Той показалось, что она ослышалась.
– Как – не время? Как же девочка без имени… Да и твоя правда, подумаем об этом завтра, отдыхай.
На следующий день табор тронулся в путь. Джафранка не захотела отдельную кибитку и осталась с Идой. Вот только девочку она всё время отдавала Саре, та приносила малышку только покормить. Обеспокоенная Ида предложила Джафранке сотню имён для новорождëнной цыганочки, но та лишь твердила: «Не время».
В таборе хоть и обсуждали эту историю, но вполголоса. Рамир велел всем молчать и ждать решения Джафранки, да и остальные привыкли, что таборной ведунье надо доверять. Так прошло почти четыре месяца.
Однажды Джафранка попросила двоих цыган отвезти её на телеге в одно место. Это было привычно, потому что её часто возили по близлежащим деревням, когда у неё случались видения. Но в этот раз Джафранка взяла девочку, завëрнутую в тëплое одеяло. Мужчины удивлëнно переглянулись, но ничего не сказали. Значит, так надо. Она сказала им, куда ехать.
***
Ранним утром, ещё затемно, молодая женщина в ярких одеждах с большим свëртком в руках тихо пробиралась к барской усадьбе в Сосновке. Она вошла в ворота, подошла по дорожке к крыльцу и села на ступеньки. Откинула одеяльце и поцеловала маленький лобик. Девочка спала. Женщина прошептала малышке:
– Будешь ты, моя дорогая, оберегать всех женщин твоего рода вплоть до пятого колена, на этом свете и на том. Будешь ты отгонять от них беды, как только они поставят под угрозу их жизни. Да хранит тебя Господь и весь род твой!
Женщина положила девочку на ступеньки и ушла. Через час крик Прасковьи поднял на ноги всю деревню.
***
Свëрток развернули в столовой прямо на столе. Маленькая новорождëнная девочка с едва пробивающимися чёрными кудряшками на голове была одета в крошечное розовое платьице, её ножки были обвëрнуты простым холщовым покрывальцем. На вид ей было месяца четыре. Проснувшись, девочка тихонько захныкала.
Вокруг стола молча стояли и смотрели на малышку Фёдор, Семён, Прасковья и Серафима, пришедшая, как всегда, рано утром, чтобы помочь на кухне. Первой нарушила молчание мудрая не по годам Серафима:
– Фёдор Аркадьевич, девочку‑то надо бы одеть да покормить. Если позволите, я мигом сбегаю домой. Хоть у меня и мальчишки, но в этом возрасте им ещё всё равно, а у меня от моих ребятишек осталась кой‑какая одежонка. Прасковья, согрей‑ка молока.
– Серафима, я… Ведь это, – Фёдор был в таком шоке, что не мог говорить. Всё в этой малышке напоминало ему Джафранку. Те же огромные глаза, милый овал личика, чёрные кудрявые волосы. Ошибся бы только слепой. Он вспомнил их встречу в охотничьем домике, прикинул по времени. Сомнений не было: это его дочь. Его и Джафранки.
– Ну, что вы, Фёдор Аркадьевич, – вздохнула Серафима, – дело‑то житейское. Цыганочка ваша, думаю, не вернётся. Не в их это правилах, такой уж они народ. Но не пропадать же девчушке. Что ж делать, раз так случилось.
– Так ведь я ни разу в жизни ребёнка на руках не держал. Что ж я с ней делать буду? – промямлил Фёдор.
– А вы не волнуйтесь, Фёдор Аркадьевич! – оживилась Серафима. – Я двоих вынянчила, вынянчу и третью. Я вам помогу! Вы только скажите, как мы поступим: взять мне её себе на воспитание? Только мне кажется, что должна она в барском доме воспитываться. Как‑никак, маленькая барышня.
Фёдор подошёл к девочке и осторожно потрогал её ручку. Она схватила его за палец. Он вздрогнул, засмущался, хотел отдëрнуть руку, но малышка не отпускала. Все весело засмеялись, улыбнулся и Фёдор.
– Да, ты права, Серафима, оставим её в доме. Но ты будешь приходить?
– Ну, конечно, буду, Фёдор Аркадьевич!
– Ей надо бы кой‑чего купить, да я ничего не понимаю в детях. Не могла бы ты, Серафима, поехать со мной в город? Ты ведь знаешь, что нужно детям.
– О чём разговор, Фёдор Аркадьевич! Непременно съездим!
Серафима сбегала домой, принесла девочке одежду, Прасковья приготовила молоко. Фёдор смотрел, как Серафима умело кормит малышку, переминаясь с ноги на ногу.
– А какое у неё имя, Серафима?
– Вот этого я не могу знать, Фёдор Аркадьевич.
– Семён! Прасковья! Не было ничего рядом с девочкой на крыльце? Записка, может?
– Не было, батюшка Фёдор Аркадьевич! Вот те крест, выходим мы с Прасковьей на крыльцо – кулëк лежит! И ни души кругом!
– Надо бы ей имя дать, Серафима.
– Непременно надо, Фёдор Аркадьевич. Окрестить надо девочку. Батюшка в церкви и даст ей имя.
– Это надо в Кошкино ехать, – сразу стал деловым Фёдор, – завтра же поедем, Семён, приготовь упряжку. Серафима, ты согласна стать крëстной матерью девочке?
– Ой, батюшка Фёдор Аркадьевич, – расчувствовалась Серафима, – честь‑то какая! Я её как родную любить буду! Хорошенькая какая девочка‑то!
– А ты, Семён, крëстным будешь? Мне, право, некого больше просить…
– Непременно буду, Фёдор Аркадьевич, – принялся кланяться Семён, – непременно буду!
