Не сотворяйте ангелов из женщин
В следующее мгновение газ фреон ворвался в пространство гондол внутренних двигателей, а те, начавшие, было гореть, тут же загасли от газа фреона, который вытолкал весь воздух из мотогондол двигателей, собою заполнив все свободное пространство. И если бы не выгороженный, довольно объемный кессон‑бак под фюзеляжем в центроплане самолета на этом типе Ил‑18Д, который первыми опустошили насосы, то все бы и обошлось, но…
Вспомогательная силовая установка ВСУ ТГ‑16А первой начала разваливаться на части, детали которой, накаляясь от трения по бетону, подожгли пары керосина в этом самом кессоне и самолет вспыхнул, о чем не знали ни экипаж, ни его пассажиры…
Потом все, кто находился в самом самолете и надеялся на скорую встречу с родными и близкими после посадки, и сами родные их, близкие, все они, но в разной степени, услышали дикий скрежет, невероятно, неестественно противный и такой ужасающий для аэродрома визг… Затем грохот и завывание разрываемого на части металла, его силовых узлов и деталей из сплава силумина… А они, эти детали из этих сплавов, в обычной жизни такие крепкие и легкие сейчас, от трения об бетонку стали вспыхивать ярким и ослепительно белым пламенем…
Все! Теперь время пошло на мгновения, а впрочем, как и жизнь пассажиров и летчиков, всего экипажа…
Их всех на эти мгновения словно перед воротами ада и рая поставили, вопрошая, кто они и зачем они так все вместе сюда пожаловали? Ведь по спискам и небесным законам им рано еще было представать перед Богом! И они, сами того не зная, уже стояли в очереди своими душами, слегка касаясь друг друга перед этими небесными, неземными вратами…
А в самолете, который уже начал гореть и разваливаться на части, искать свои жертвы среди пассажиров, их таких обездушенных и полумертвых от страха, но пока что с живыми телами, они, убоявшись смерти, кто как повели себя…
Одни, все еще пытаясь найти избавление от страшной и неминуемой участи, цеплялись из последних сил за кресла. И их с этими креслами вырвало и потащило вперед по салону, сминая перед собой и всей своей массой уже спутавшихся между собой деталей кресел, кусков обивочной ткани, костей и мяса, сидящих еще секундой назад в них людей живых и дышащих…
Других повыбрасывало, словно они воздушные шарики, как невесомые мячики, и они, обрывая ремни безопасности, переламывались, разрывались на части своими телами, только что живыми и пульсирующими, борющимися за свои жизни…
Третьи, более опытные и как следует пристегнутые, члены только что, такого недружного, смертельно разругавшегося между собой буквально ведь смертельно разругавшегося экипажа, вдавились, перевалились через ремни авиационных сидений летчиков своими здоровыми и крепкими, годными для летной работы телами. Но их спасали и гении авиационной безопасности, и инженеры, которые на всякий случай подстраховались и заложили в эти ремни и ткани такие прочные материалы, замки и нитки, что те не рвались, спасая и удерживая их в своих надежных объятиях…
Теперь сам Боже отвел им время на испытания их человеческих сил и качеств, как бы давая им, экипажу, время на оправдание их оплошности, забывчивости человеческой в порывах гнева…
То, что еще секундой назад собою представляло летающую машину, невероятно смелое достижение человеческой мысли, сейчас разваливалось на части, разрывалось, круша шпангоуты, обшивку и стрингеры, разрываясь, ломая трубопроводы и кабели…
И первыми двигатели, что оторвались, срываясь со своих креплений, круша разгоряченными своими частями титановые перегородки противопожарные в отсеках мотогондол и отрывая такие крепкие трубопроводы, не дюралевые, а, заметьте, из нержавеющих крепких сталей, ведь… И следом крылья, такие гибкие почти тридцати пяти метровые вразмах напоследок взмахнули, как у смертельно подраненной птицы, и сложились бессильно, и разрушаясь…
И в этой мясорубке они все пытались выжить, такие слабые и беззащитные…
Остатки пылающие, исковерканные и горящие, они протянулись по бетону десятки метров… и, наконец‑то, замерли…
Все! Теперь включился отсчет на время их истекающих жизней!
Рождение героев
Она задыхалась от едкого дыма, еле пришла в себя и тут же закашлялась. Секунды ничего не могла понять, горло разрывало от едкого привкуса, к тому же голова гудела, а тело просто разламывало от боли. Медленно словно из тумана выплывали неясные очертания служебного отсека…
Еще секунды она, словно надеясь на чудо, хотела забыть, не вспоминать об этих последних мгновений посадки самолета, как тут что‑то на ее глазах произошло…
Ее голова нелепо свисала, и она видела только часть прохода, пилотскую дверь впереди отсека. Потом все на ее глазах, как в замедленном кино словно в тумане…
Увидела дверь пилотской кабины, которая почему‑то на ее глазах просто выпала, а следом вывалился кто‑то из пилотов, и тут же, повозившись немного в проходе, неуверенно встал на ноги, обернувшись спиной к ней, затем шатаясь, цепляясь, окровавленными руками, исчез за стенками служебного отсека.
Потому как в лицо ей ударил порыв свежего и чистого воздуха, она поняла, что этот, кто мимо пролез, он открыл входную дверь. Но все это пронеслось мгновенно в мыслях, потому что она, открывая рот, хватала и хватала этот воздух, словно только что вынырнула с большой глубины. От этого воздуха, что ворвался и до боли расширил легкие, разлился кислородом по артериям, она окончательно очнулась, но, все еще плохо соображая, увидела, как мимо нее, словно призраки и тени, промелькнули люди со стороны пилотской кабины.
Окровавленный, с широко раскрытыми и безумными глазами, как бы ее, не видя и не замечая никого, мимо нее, припадая на ногу и цепляясь за все руками, протащился Михалыч. При этом как, ей показалось, она им что‑то сказала, но это ей только так показалось, как она поняла.
Еще раз она попыталась привлечь к себе внимание, когда мимо в проход протиснулась их женщина – штурман.
