Невеста лешего
– А что ты так удивляешься? Места тут волшебные, заговоренные… В лесу много всего интересного хозяева пораскидали да поразвели… Вот и подснежники имеются, чуть ли не круглый год цветут! Только места знать надо! Я, значит, под пеньками цветочки собираю, да на ресепшн отношу… а там уж мы всей ночной сменой перебираем, букетики составляем и за денежку продаем… Думаешь, откуда кавалеры свои букетики берут, чтобы романтичных дамочек очаровывать?
– Да я‑то уж размечталась о Лесном царе… – Алена добавила своему голосу достаточно иронии, чтобы Марина не подумала, что городская барышня купилась на ее побасенку.
Попутчица же упоминанию о Лесном царе как будто и не удивилась вовсе:
– Ну да… этот может, если захочет, и цветами осыпать в самый мороз, а то и жемчугами да самоцветами одарить. Если кто приглянется…
– Жемчугами и самоцветами? Вот мне бы они пригодились… если честно – побольше, чем цветы, – вздохнула Алёна и ничуть не покривила душой. – Хорошая история, Марин. Жалко, что я в сказки волшебные больше не верю.
– А вот и зря! Кто ни во что не верит – тот живет от печки до двери…
– Значит, мне не повезло. Я ведь примерно так и живу в последнее время.
– А почему?
– Так получилось… это долгая история.
– Расскажи!
– Сначала ты – про подснежники. Откуда вы их все‑таки берете в такое время?.. Мне вот мальчишка сегодня за завтраком притащил персональный букетик от некоего Михаила Ивановича, но так и не смог объяснить, кто это такой… Он из ваших?..
Марина неопределенно пожала плечами и, не дав ответа ни на один вопрос, пропела:
– Для тебяаа рассветы и туманы, для тебяаа цветочные поляны!..
Алёна поняла, что настаивать нет смысла: прямо сейчас Маринка ничего ей не расскажет про сентиментально настроенного Михаила Ивановича – то ли егеря, то ли истопника, то ли мастерового иной специальности. А вызнать про него подробнее все‑таки хотелось: хотя бы ради того, чтобы остудить неподобающий пыл… и попросить больше никогда так не делать. Не дарить весенних цветов посреди зимней стужи, не подсылать почтовыми голубями трогательных мальчишек, что от тоски по родителям буйно фантазируют, верят в сказки и первому встречному.
– Ладно, допустим, подснежники из оранжереи, или вам на заказ привозят… ну а все‑таки, куда ты с корзинкой собралась?
– К бабушке за пирожками! – Марина веселилась вовсю, и Алёна, как ни старалась сохранить серьезность, не справлялась: улыбка сама собой ползла на губы.
– Опять разыгрываешь…
– Да вот ни разу! Правда к бабушке – и правда за пирожками! У нас, Алёнка, кондитер недавно сбежал… Нового еще не наняли, а шеф‑повар у нас больше по мясным да банкетным блюдам, так что поварята с заказами на выпечку едва справляются… Вот и приходится кое‑что на подряд отдавать.
Девушки тем временем довольно сильно углубились в лес – пансионат давно исчез из виду, и дороги не было слышно; и Алёна с сомнением спросила:
– Что же это, ваша бабушка‑пирожница в самой глуши живет?
– Ну, не в такой уж глуши… и не на краю болота! За ближней просекой, где тропа заканчивается, начинается бор сосновый, там ягод, грибов – видимо‑невидимо, вот бабушка среди всего этого богатства домик себе и обустроила. Живет себе и живет, пирожки печет, кисели варит…
– А как ее зовут?
– Древляна Грибовна…
– Как?!
– Ой, ну если сложно запомнить, то можно и попроще – Дарья Григорьевна! Она не обижается.
Необычное имя бабушки‑пирожницы, вкупе с местом ее проживания, было, несомненно, интересным поворотом сюжета, и в другое время Алёна непременно продолжила бы расспросы… однако путы материального мира держали цепко. И сознание зацепилось совсем за другую деталь, упомянутую спутницей:
– Значит, вы кондитера ищете? Бабушке вашей ведь наверняка трудно на весь пансионат печь…
– Ищем, ищем, но найти пока никого не можем. – Марина развела руками. – Директору никто не нравится… если первый этап – собеседование – и проходят, то на «полевых испытаниях» заваливаются.
– А почему? – интерес Алёны был отнюдь не праздным, у нее даже сердце забилось гораздо сильней, чем при нежданном появлении первоцветов.
– А потому, подруга, что работать на кухне нашей – это не для слабонервных! Смены долгие, блюда сложные, и по спецзаказам надо изворачиваться, если клиент какой‑нибудь трехэтажный каравай или торт в виде Спасской башни возжелает, и в неделю – всего один обязательный выходной, второй ‑«плавающий», значит, как повезет… ну а если теремок наш забит под завязку, то никакого отдыха, пока гости малость не разъедутся! В сезон и под праздники что шеф‑повар, что поварята, что кондитер – в мыле с ног до головы, даже если бабушка Пниха… Древляна Грибовна… с готовкой подсобляет!
– Да, весело тут у вас… – улыбнулась Алёна, с удовольствием представив милую ее сердцу ресторанную кухню и «дым коромыслом». На лице Марины проступила смесь удивления и одобрения:
– Что, неужели не испугалась?
– А чего бояться? Нормальная работа для ресторана в пансионате такого класса, как «Пленэр»…
– Ага, ага… ну так я тебя попугаю еще: знаешь, у нас люди‑то работают тоже не совсем обычные… к ним привыкнуть надо, подход найти… Если не сладишь, то худо будет… думаешь, просто так от нас кондитер сбежал?
– Да я уж поняла, что непростое у вас местечко…
– И не боишься все равно?
– Нет. Я с детства работы не боюсь. У меня с бывшим мужем пару лет была своя кондитерская… кафе… И все это время я роздыху не знала, но знаешь, мне в радость было… не то, что сейчас.
– Эвона как… У тебя, значит, и муж имелся?
– Имелся…
– И куда ж подевался?
Алёну снова покоробила Маринкина настырность, она уж набрала воздуха, чтобы все‑таки дать новой подружке от ворот поворот… но натолкнулась на сочувственный и по‑настоящему теплый взгляд. На душе будто просветлело, стало легче дышать. Маринка не праздно любопыствовала, а лечила ее, как ведунья, заранее зная, где болит, и какое снадобье потребно для душевной раны. Давным‑давно забытое чувство – что тебя не просто слушают, но и слышат.
– Ну, куда мужья деваются?.. Растворился, как сахар. Бросил с долгами и сбежал.
– Хорош барин!.. Чего ж ты сразу не рассмотрела, что он с гнильцой?.. Ты ведь видящая, как и я… знаю, что так, не отмазывайся…
