Невеста лешего
– Потом расскажу… сперва давай помиримся! – Маринка потрясла Алёну за руку, как в детстве, и ладонь, пальцы налились теплой тяжестью – ни поднять, ни сжать, ни пошевелить…
Усталость вдруг навалилась на плечи, словно в пути прошло много часов, но страха не было. Она стояла посреди заснеженной поляны, в окружении дубов и сосен, и словно во сне – слушала, что говорит попутчица:
– Я не какая‑нибудь ведьмака черная, ты не думай! Обычная лесовичка, из местной артели… по прозванию Ягодница… зла я вашему брату и сестре не делаю, но если кто плохо себя ведет – могу и наказать! Мы тут, Верейские, все такие: за добро и справедливость стоим, но знаешь, к кому жалостные, а кому и безжалостные… ну, чего ты обмерла‑то опять? Неужели не знала, куда приехала?
Примечание:
1) Зимобор – народное название Благовещения, 25 марта по старому стилю – 7 апреля по новому. Согласно поверьям, накануне (6 апреля) лешие выходят из‑под земли, просыпаются от спячки и начинают снова проказить в лесу.
ГЛАВА 4. Разбор полетов
«Говорю же вам, что за всякое праздное слово,
какое скажут люди, дадут они ответ в день суда:
ибо от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься».
(Евангелие от Матфея, 12:36)
Элька, должно быть, в окно увидела, что Алёна подходит к корпусу – потому что встретила сестру на пороге номера, уперев руки в боки, и с фирменным выражением лица «умри все живое». Денис отсутствовал: он не любил быть ни свидетелем, ни тем более участником сестринских «разборов полетов», и благоразумно смылся в бильярдную или в тир.
– Привет… – Алёна знала, что улыбка и доброе слово творят чудеса, и попробовала подступиться к своему семейному церберу с налета – протянула Эльке аппетитно пахнущий сверток:
– Тут места в округе обалденные, я загулялась немного… забыла о времени… зато пирожков принесла, смотри, какие!
Попытка засчитана не была.
– Ах, пирожкииии!.. Я тебе сейчас эти пирожки знаешь куда засуну? – прошипела Эля, втолкнула сестру в комнату, и, не успев толком притворить дверь, не дав и слова сказать в оправдание, начала орать:
– Ты в своем уме, стерва?! Ты что творишь вообще?! Сваливаешь с утра по‑тихому, как крыса, пользуясь тем, что мы проспали – и ни ответа, ни минета! На звонки не отвечаешь… как будто так и надо!
– Я не слышала звонков… там, где я гуляла, плохо ловит сеть…
– Не слышала ты, как же! Мозги у тебя плохо ловят, а не сеть, корова! – Эльмира закатила глаза и состроила гримасу, словно ей под нос подсунули коровью лепешку или шлепок болотной жижи:
– За каким хреном, скажи, я тебе новый телефон купила вместо твоего допотопного старья?! Еще модель хорошую выбирала… Тварь ты нищая и неблагодарная! И почему, объясните, мадам Куропаткина, мы с Дэном вместо нормального отдыха должны тебя с собаками разыскивать, пока ты с каким‑то бомжом очередным по закоулкам отираешься?! Цветы он ей, видите ли, дарит… Позорище… Да что удивляться‑то – на тебя теперь только бомж и позарится! А колбаски копченой он тебе не предложил, нет? Водочкой запить где‑нибудь под сосенкой?
Алёна, хоть и готовилась к семейному скандалу, не ожидала, что на нее обрушится такой шквал унизительных попреков… Эльмира не выбирала слов – наоборот, нажимала на все известные ей болевые точки. Оставалось только удивляться, где бдительная сестрица, мнящая себя столбовой дворянкой, успела раздобыть сведения.
Алёна села на кровать и снова ощутила на шее тяжелое ярмо, свинцовый груз, о котором сумела ненадолго позабыть, пока гуляла с Маринкой‑Ягодницей по вотчине лешаков Верейских. Сладкое чувство свободы, посетившее ее там, было иллюзией. Стоило вернуться – и цепкий капкан неприглядной реальности напомнил о себе. Острые зубья еще больней впились в ошметки души. В самой глубине существа, как в трясине, заворочался и стал закипать безудержный гнев… хотелось высказаться по полной, и тоже ‑заорать в ответ, или даже встряхнуть сестрицу за плечи, отвесить ей знатного леща!
Вот только не было у нее пока что права так поступать. Не хотелось оказаться «тварью неблагодарной и нищей», что берет еду – но кусает кормящую руку.
Алёна (О. Белявская)
