Невеста лешего
– А и впрямь… – на сей раз поддержал Подкоряжный, отвесил по подзатыльнику лешачатам, чтоб вперед взрослых не совались за пирогами, и хохотнул:
– Большак, отпусти погулять! Зима‑то долгая, до Зимобора (1) еще подождать придется, а попроказить охота! Сватовство так сватовство!
– Эй, шалые, ну‑тко, охолоните! – Михайло нахмурился, чуть приподнял палец – погрозил, и лешаки, взрослые и малые, тотчас притихли. – Сам знаю, что и когда мне делать, советовать вас не просил… И чтоб без спросу да без разрешения моего, никто из вас не совался ни в терема, ни в баню! К девке ж и близко не подходить, не баловать, напужаете зазря – не пожалею! Все уразумели?
Артельные переглянулись, лешачата на всякий случай нырнули под стол, и Подкоряжный ответил за всех:
– Уразумели, большак. Не сумлевайся, Михайло Буянович.
– Ну, то‑то же! И полно болтать: пироги простынут, и малым пожевать охота, а у вас зубья, как в смоле, в сплетнях завязли…
Возражать лешаки не посмели, да и ни к чему вовсе возражать старшому: он завсегда лучше знает, как дело повернуть. Потому правит и подворьем, и артелью, и всеми лесами Верейскими на много вёрст вокруг, от Можайска до Боровска…
Правит твердою рукой, мудро и справедливо; со своих спрашивает строго, но зазря не обижает и чужим в обиду никогда не дает – да чужакам к Верейским лучше и вовсе не соваться, если жизнь дорога. И с людьми окрестными Михайло Буянович живет в ладу и мире, как предками заповедано, и названным отцом – Буяном Косматовичем – завещано.
****
Мир людей в Яви.
Подмосковье. Пансионат «Пленэр» и окрестности.
Мечта Алёны в одиночестве побродить в местной глуши так и не сбылась.
Выбравшись за территорию пансионата, она хотела пойти по указателю“Экотропа: прогулочный маршрут 3,5 км»; но едва успела с должным почтением вступить под сень могучих вековых дубов и корабельных сосен, как у нее образовалась компания.
Для начала кто‑то позвал веселым голосом:
– Ау! Ау! – и не понять, откуда: то ли сзади, то ли сбоку.
Алёна не спешила откликаться, наоборот, ускорила шаг в надежде обогнать «аукальщика» раньше, чем он (или она) покажется на тропинке… но не тут‑то было. Лес начал свою игру с ней. С еловой верхушки свалился ком снега, осыпал голову и плечи холодным конфетти, запорошил глаза.
– Ох, ну зачем, хозяин… зачем… за что… Я же ничего не сделала, ни веточки не тронула, только вошла! – пробормотала Алёна, проморгавшись, но ответом стал второй снежок, прилетевший в спину. И пустила его человеческая рука.
Голос снова позвал:
– Эй, барышня! Барышня в красном шарфике!
Алёна оглянулась и увидела «диво дивное»: две молодых сосны срослись стволами и выгнулись так причудливо, что образовали подобие перголы или калитки… или прохода в параллельный мир… Насладиться зрелищем она не успела – прямо перед ней, откуда ни возьмись, выскочила Марина, вчерашняя банщица, и замахала рукой:
– Постой, Алёнка, подожди меня! Пойдем вместе…
На фамильярное «Алёнка» от едва знакомой девицы можно было и рассердиться, но сердиться почему‑то не хотелось. Не долго думая, она кивнула в знак согласия и уточнила:
– А куда мы пойдем?..
– На Кудыкину гору! Ты же на ближнюю просеку путь держишь, а потом – к оврагу?
– Не знаю… наверное… если туда ведет экотропа.
– Туда, туда! – засмеялась Марина. Преодолела преграду в виде небольшого сугроба, подошла поближе и по‑свойски подхватила «барышню» под руку:
– Экотропа, конечно, и до Лукоморья доведет, и до Тридевятого царства, но лучше я тебя провожу… Со мной надежнее! Ты же ведь не против?
– Да нет…
Будь на месте Алёны ее сестра – без обиняков заявила бы, что против. Пообещала бы, что пожалуется администратору на хамский персонал, не умеющий держать дистанцию с гостями. А чтобы урок этикета получше усвоился, Эля не преминула бы добавить, что с нищебродами не общалась даже в детстве. На сладенькое же – высмеяла бы Маринин зеленый пуховик типа «гигантская гусеница», громадные серые валенки, пуховый «бабушкин» платок – и самое главное, объемистую плетеную корзинку…
Дескать, «куда это ты собралась, недотепа деревенская? За подснежниками или за мухоморами? Наверное, таблетки психиатрические принять забыла!»
Да, Эльмира поступила бы именно так, и, пожалуй, заставила бы Марину ретироваться с позором… но то – Эльмира. Сестры Куропаткины отличались, как день и ночь, даром, что были сводными, а не родными. Эля о чужих чувствах не радела, правду‑матку рубила сплеча, Алёну же считала рохлей, «нежной фиалкой», которая деликатничает где не надо.
Это было отчасти справедливо. От чужой напористости Алёна терялась, а нахамить человеку в лицо или оскорбить могла только в самых крайных случаях, когда грозила настоящая опасность… К счастью, нынешняя ситуация была мирной и не требовала радикальных мер. Алёне нравилась Марина. Некоторое нахальство резвой банщицы скорее веселило, чем раздражало. В глубине груди опять возникло чувство, что они – давние подруги, и от него становилось тепло и уютно, как в кресле у печки.
Марина, потянув за рукав, прервала ее размышления:
– Эй, Алёнка, ты что, спишь наяву?
– Нет… просто задумалась, прости.
– Так ты на ходу думай! Пойдем скорее, а то к обеду не успеем вернуться…
– Ладно, только давай не бегом… Тропинка скользкая, как бы не шлепнуться!
– Ничего, дальше земли не упадешь! – хихикнула новая подруга.
Пару минут они молча шли рядом, пока с языка Алёны все‑таки не сорвался вопрос:
– А зачем тебе корзинка?.. Для грибов и ягод вроде не сезон еще!
– А для подснежников!..
«Боже мой, и она туда же!.. Тут все сговорились, что ли?.. Или помешались?» – Алёна даже огляделась исподтишка: не видно ли где скрытой камеры? Может, у местных аниматоров принято разыгрывать гостей, изображая леших, водяных и русалок, и прятать в зимнем лесу волшебные подарочки? – однако ничего подозрительного она не заметила.
Марина как будто прочитала ее мысли и развеселилась еще больше:
