Шестая брамфатура. Или Сфирот Турхельшнауба
– Это клевета! – Веня вскочил, трясясь от возмущения. – Откуда вы это взяли? И что вам за дело? То есть… я хотел сказать… ничего не было. Ну… почти.
– Вениамин, успокойтесь, сядьте. В нашем деле мелочей не бывает, – улыбнулась Дорис Викторовна, внимательно наблюдая за его реакцией. – Вот, скажите, вы религиозный человек? Хотя, согласно анкете, вы сознательно крестились в зрелом возрасте. Это похвально. Более того, в досье есть пометка, что вы стояли в очереди на поклонение мощам святой Варвары. И, как сообщается, ушли, так и не дождавшись окончания ритуала. Почему?
– Причём здесь это? – опешил Веня. – Я действительно отстоял три часа, но потом замёрз, почувствовал недомогание и ушёл. Разве это преступление?
Следователь хитро прищурилась, но ничего не ответила, продолжая наблюдать за собеседником, словно раскрывала тайны его преступного сознания.
– Перейдем к главному, – хладнокровно продолжила Дорис Викторовна. – Не далее как десять дней назад вы поставили подпись на аналитической записке по сделке со «Жмур‑банком». После чего из активов банка исчезло шестнадцать миллиардов. Чем вы можете оправдать свое поведение?
– Меня попросили, я не мог отказать. Светозар Бздяк, начальник инвестиционного отдела, человек беспринципный, потребовал – якобы для плана…
– Вениамин, вы же интеллигент, а верите в сказки. Как вам не стыдно? – Дорис Викторовна помахала в воздухе тонким, до абсурда длинным пальцем, словно дирижируя невидимым оркестром. – Кстати, сегодня утром вы затопили соседей снизу. Разве это хорошо? И куда делась ваша супруга? В рапорте наружного наблюдения отмечено, что ночевали вы один.
– Мы разошлись. Жена съехала к отцу… Но какое отношение это имеет к нашему разговору? Причем тут затопление, которого, кстати, не было? Почему вы меня мучаете нелепыми вопросами?
– Ах, вот как! Значит, вы уже не «безнадежно» женаты… Это обстоятельство в корне меняет угол зрения, под которым я собиралась вас сегодня рассмотреть.
Дорис Викторовна окинула его цепким взглядом, запорхала бархатными ресницами и задумалась. Затем неспешно поднялась, прошла к письменному столу, вытащила листок бумаги и что‑то написала. Через секунду пораженный Вениамин прочитал записку: «Наш разговор записывается. Больше ни слова о работе!»
Следователь вернулась на свое место, села, аккуратно оправила юбку и начала говорить, словно забыв о допросе:
– Вижу, Вениамин, вам нехорошо, вы прямо побледнели. Выпейте кофе с сахаром, скушайте печенье. Может быть, у вас давление упало? Хотя нет… молчите! Это похмелье. Дышите глубже, чтобы не понадобилось вызывать неотложку. Не волнуйтесь, вы пока что свидетель. И не думайте плохо о методах ведения допроса.
– Что еще за методы? – едва не всхлипнул Веня.
– Я вам сейчас все объясню, – проговорила она с напускной нежностью. – Вы читали классиков немецкой философии? Знаю, что читали. Тогда вы в курсе, что наше государство неизбежно движется к эпохе изобилия. Но по мере продвижения растет и кассовая борьба. Средства ограничены, а желающих прильнуть к кормушке – пруд пруди.
– Но при чем тут я? – жалобно спросил он. – Я скромный служащий, делаю, что прикажут. По должности мне и не полагается знать лишнего. За бюджет начальство отвечает.
– Дело в том, дорогой Вениамин, что вы – свидетель, – проговорила она, словно смакуя каждое слово. – А что означает статус свидетеля? Это состояние суперпозиции.
– Какой еще суперпозиции? – он недоверчиво вскинул взгляд.
– Ну, все просто. На Западе до сих пор пользуются устаревшей презумпцией невиновности. А мы смело шагнули вперед. Абсолютной невиновности не существует. Все зависит от угла зрения. Свидетель – это своего рода кот Шредингера. Если завести дело – один вариант. Если временно отпустить фигуранта на свободу – второй. Пока же путь следствия не выбран – существует целая матрица вероятностей. Вы понимаете мой намек?