Шестая брамфатура. Или Сфирот Турхельшнауба
– А ваш канал? Что теперь?
– На паузе. Но я не сдаюсь. Вернусь домой – стрим устрою. На кухне патриотический контент сварганю, пока меня не упекли. Кстати, угости грибочком. Валуи под водочку – самое то. Русский цимес.
– Олег, думаешь, нас обоих посадят?
– Всё возможно. Байку знаешь про часовые пояса? В Москве полдень, а в Кемерово до сих пор сорок первый год.
– Это точно. А в Челябинске – тридцать седьмой.
– И американцы гадят.
– Причём тут американцы?
– Всё из‑за масонов. Заповеди Христа извращают. Например, «не убий» – что за заповедь? Если бы наши парни в Берлине бы такое слушали, сейчас мы бы вонючий шнапс вместо «Ерша» глотали бы. Или «не укради». Глупость! Укради, откати долю наверх – и Бог простит.
– Ты это серьёзно?
– Конечно. Америка живёт в кредит у третьего мира, собак друг у друга стригут – вот вам и раздутый ВВП. А у нас всё до последней пенсии какой‑нибудь провинциальной бабуси в оборонку идёт.
– Ладно, хватит, давай выпьем.
– Давай. Кстати, официантки тут ничего! Брюнетка на бабушку в молодости похожа, когда та санитаркой в морге работала. Я бы ей вдул.
В этот момент в зал вошел Белгруевич. Покрытый сединой, словно инеем, бледный до желтизны, Гриша демонстрировал всему миру, что ему, плюнувшему на жизнь ипохондрику, терять нечего. Костюм его подчеркивал пренебрежение к моде: затертый пиджак с заплатами, сорочка с желтым от старости воротничком и брюки, пузырившиеся на коленях.
– Новости хреновые, – начал Гриша вместо приветствия. – Профессора Мочеструйкина забрали.
– Что?! – Сергеев аж подскочил.
– Пришли двое в чёрных пальто, на головах – меховые шапки, что‑то типа казацких папах, на ногах – синие бахилы. Предъявили какие‑то удостоверения…
– Капец, – выдохнул Сергеев.
– Утром, прямо во время концерта для студентов. Он там авторские песни исполнял – про стройотряды, про романтику лесоповала, про рассветы на Колыме. А тут – бац, наручники на глазах у всей публики. Теперь весь институт в трауре. У нас же в основном тётки пожилые работают. Зарплаты копеечные, до пенсии как до луны, а его песенки – свет в окошке.
– А за что его? – спросил Веня. – Он что украл?
– Да, говорят, нецелевое использование. Нам, понимаешь, денег дали на борьбу с иностранными заимствованиями в языке.
– Чего? – Сергеев нахмурился. – Какими ещё заимствованиями?
– Ну, например, слово «гаджет». Или вот это ужасное «каршеринг». Сами подумайте, звучит неприлично.
– Ты бы еще «селфакинг» вспомнил, – усмехнулся Веня. И как вы с этим боролись?
– Да потихоньку словари переписывали, сайты вредные блокировали, аппаратуру специальную в Японии закупили.
– Вот это времена, – покачал головой Сергеев. – Интеллигентов пачками гребут. Скоро за грешные мысли начнут сажать.
– А ты что думал? – поддержал Белгруевич. – Пока такие, как Мочеструйкин, пытаются наш язык от заморских словечек отмыть, их же за это в каталажку. Потому что сверху план по арестам спустили. Я, собственно, за этим и пришёл. Надо обсудить, что делать. А то, глядишь, завтра нас самих упекут по ложному обвинению.