Шестая брамфатура. Или Сфирот Турхельшнауба

– Не, он с похмелюги был, воняло так, что аж глаза резало. Я ему полтинник сунул и свалил.

– А Курильчиков Игнат что? Тоже в Индию рванул? – вспомнил еще одного приятеля Сергеев.

– У него ещё веселее, – усмехнулся Белгруевич. – Теперь он себя потомков персов считает. В Пакистане живёт. Загорел до синевы, босиком ходит, в каких‑то тряпках индийских. Принял зороастризм, говорит, нашёл гармонию.

– Женился? – уточнил Сергеев.

– Да какой там! Теперь ему к бабам запрещено.

– Вообще? Даже… вдуть нельзя? – изумился Сергеев. – Как так жить?

– Нормально живёт. По жарким странам мотается, днём голышом под солнцем шляется, вечером с сектантами у костров: бубны, мантры, травка – вся эта движуха.

– А деньги‑то откуда? – не унимался Сергеев.

– Помнишь Боговепря? Говорят, он ему дальний родственник.

– Да ну! – глаза у Сергеева на лоб полезли.

– А Боговепрь, кстати, с нашим банком мутит дела, – задумчиво вставил Веня. – С Витопластунским они кореша. Говорят, провернули схему на шестнадцать миллиардов.

– Какие шестнадцать! – хмыкнул Белгруевич. – Считай, все сорок восемь. Ещё и культурку под это дело развивают и телевидение.

– Думаешь? А кто эти хмыри в чёрных пальто? – сменил тему Веня.

– Интересная история, – Белгруевич поднял палец. – Пётр Абрамович, наш завхоз, рассказывал: вроде еврейская закулиса пролезла в спецслужбы.

– О, понеслась звезда по кочкам, – перебил Веня. – Опять евреи во всём виноваты?

– Ты знаешь, как их шапки называются? Штраймл! Из меха лисы, между прочим.

– А почему они в бахилах?

– Чтобы русской грязью не пачкаться. Их так и зовут: «Синие бахилы». Секта, короче.

– Во всём виноваты америкосы! – взялся за свое Сергеев. Ну какого рожна они прут на «красные линии» и тревожат наши озабоченности. Да у нас и так этих озабоченностей, как у сучки блох! Куда ни плюнь – вот она, нагноившаяся и распухшая озабоченность.

 

Разговор внезапно прервался. В бане началось нечто несуразное. У входа в общий зал раздавались нервные голоса. В холле появились два человека с выдающейся внешностью. Худые, носатые, в длиннополых чёрных пальто и в высоких меховых шапках невиданного фасона. На ногах, поверх ботинок – синие бахилы.

Пришедшие настойчиво требовали что‑то. Администратор зала, толстый, неуклюжий и добродушный Максимыч, оправдывался как школьник:

– Да не могу я вам этого позволить! Ждите, пока люди оденутся, выйдут на улицу. Там и разбирайтесь со своими делами.

Банщик оглянулся на толпу, словно прося поддержки. Среди гостей парной нашлось немало узнаваемых и влиятельных лиц, но никто не спешил вмешиваться.

– Нам нужен Боговепрь, – длиннополые субъекты произносили каждое слово так, будто выкатывали предъяву. – Имеются данные, что он сейчас здесь. У входа охрана нейтрализована. Скандал, полагаю, повредит репутации такого… – один из них выразительно обвёл взглядом стены с облупившейся краской и старенькие лавки, – заведения. Найдите его и попросите выйти.

Максимыч, крепкий и увесистый, как старый чугунный котёл, принял боксёрскую стойку. Два массажиста, накачанные и злые, встали по бокам. Публика, к этому часу изрядно подвыпившая, недовольно загудела. Очевидно, симпатии склонялись на сторону старого банщика. Врываться в парную, где отдыхают представители высшего эшелона московской воровской элиты, считалось западло.

Однако длиннополые тоже не собирались отступать. С обеих сторон начались ожесточённые переговоры с начальством по телефону. Но у длиннополых связи оказались покруче. Через пять минут Максимыч, мрачно отступив, кивнул массажистам, и те, с явным сожалением, направились в душевую. Вскоре вывели виновника переполоха – невысокого, загорелого до бронзового блеска мужчину с выдающейся лысиной и массивным крестом на толстой золотой цепи. Веня, скрывшийся за колонной, узнал его – это был Боговепрь, тот самый, с которым он недавно столкнулся на корпоративе.