Сочувствую ее темным духам… 13-21
Видимо, путешествие в ад отняло у Майкла немало энергии, поскольку он почувствовал, что его клонит ко сну. Он вновь зевнул и сказал:
– Мне это… мне нужно…
– Что нужно?.. Если я тебя правильно понял, то туалет в конце коридора и налево.
– Нет, мне нужно не это.
Майкл откинулся назад и тотчас, без предупреждения, уснул.
Слава хаосу, что в этот раз ему ничего не приснилось. Ни мельбурнская квартира, ни героин, ни бог. Лишь одна блаженная пустота. Сон без снов…
Неизвестно сколько времени прошло, прежде чем Саймон принялся его будить.
– Отстань, – стал бурчать Майкл. – Дай мне поспать. Я устал…
– Устал ничего не делать? – услышал он язвительный вопрос.
– Да‑а…
И вновь забвение…
Затем опять…
– Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на сон. Мы не должны спать, мы должны грабить. Грабить, чтобы жить.
– Перед таким серьезным делом нужно выспаться…
Майкл услышал, как Саймон тяжело вздохнул:
– Жизнь довольно коротка, так что не стоит относиться к ней серьезно…
Майкл открыл глаза. Он хотел оставаться в лежачем состоянии весь остаток вечности. Снизу вверх на него смотрело бодрое лицо Саймона. Мерцающие серые глаза его ориентира сияли, как если бы он совершил какую‑нибудь пакость.
– Мне не нужно воровать, – пробурчал Майкл. – Больше от этой жизни мне ничего не нужно. Я хочу лежать и бездействовать.
В ответ на это он услышал:
– Лучше лежать и бездействовать с огромной кучей денег. Пойдем.
Майкл кивнул, хотя не понимал с чем, собственно, соглашается.
Он чувствовал, что вновь теряет сознание. Скоро он вновь окунется в забвение – самую приятную форму существования на свете.
– Пойду попрошу у коротышки контраслипы, – услышал он голос Саймона. – Надеюсь, этот одногубый нас не подведет…
Затем он услышал удаляющиеся шаги, после чего он перестал что‑либо слышать вообще.
Мать‑забвение вновь навестила его…
**************
Деньги – это сила. Пустому мешку трудно стоять прямо.
Деньги – это счастье. Счастье только в деньгах. В порочном антибоге, как сказала бы 72372. Все остальные толкования счастья – порой приятные, но все же пустые сантименты. Если будут деньги, то пришедшие на ум фантазии будут куплены и воплощены в реальности.
Только деньги материальны. Мнения людей, даже лестные, ничего не значат. Любая, чья бы то ни была, похвала годится лишь для наивного самолюбования, не более того.
Только деньги материальны.
А люди… В этой стране люди, точнее – бедные люди, еще точнее – большая часть населения – используются в качестве сырья для денег. Интересная переработка отходов. Бедняк платит крупные налоги, а затем умирает для того, чтобы самому стать платежным средством. Инфляция в Сингрипаксе напрямую зависит от количества покойников.
Майкл бодрствовал. Впервые за все время, что прошло без нее, он чувствовал себя живым. Хотелось петь. Хотелось драться. Хотелось воровать.
– Так кого же мы будем грабить, Саймон? – спросил Майкл с такой непринужденностью, будто бы речь шла о прогнозе погоды.
Надо заметить, он и сам удивлялся своему бодрому голосу, которого у него отродясь не было.
С маниакальным блеском в глазах Саймон ответил:
– Мы будем грабить гробовщиков.
– А почему именно гробовщиков? – спросил Майкл. – Хотя, подожди, Саймон, не отвечай, кажется, я сам знаю ответ.
– А ну‑ка…
– Я как раз вспомнил, с каким воодушевлением ты смотрел на Механика, когда тот рассказывал о гробовщиках с их подземными склепами, где захоронено множество скелетов, чьи кости можно обналичить.
– Молодец! – воскликнул Саймон.
Видимо, подумал Майкл, Саймон, как и он, закинулся контраслипами.
Саймон закурил сигарету с ромом и стал говорить:
– Гробовщики великолепны. Они доказали непросвещенным, что ад существует, поместив в свои подземные оссуарии накаченных амфетамином бульдогов – так называемых псов Ада, описанных в пандетерминистких учениях. Именовать свои денежные запасы адом, заставляя суеверных воров обходить эти места стороной? Это самая гениальная идея на свете – ведь в этом мире несуеверных воров не существуют. Единственные здесь несуеверные воры – это электромагнаты и гробовщики. А теперь и мы. В этом и состоит наше преимущество перед остальными. Отсутствие принятых в обществе предрассудков делает нас в борьбе с этим обществом практически неуязвимыми.
Майкл кивнул. То, что их ограбление будет нести ломающий стереотипы характер с неким антирелигиозным оттенком, внушало ему особую воспаленность чувств – по отношению к себе, по отношению к ней, по отношению к окружающем его реалиям.
Но…
Разве воспаленность чувств приводила его хоть раз к чему‑то настоящему? Он решил задать вопрос, пришедший в его голову сразу после того, как Саймон заговорил об ограблениях.
– Как мы это все провернем?
Саймон удивился – не было понятно, искреннее ли его удивление или, как обычно, наигранное.
– Что? Я думал, ты мне расскажешь об этом.
– Я?
– Да, Майки, ты. Из нас двоих ты единственный, кто смог своровать что‑то стоящее…
Саймон указал на золотой пистолет, лежащий на подоконнике. Теперь понять, что это пистолет, стало практически невозможно – от него осталась только рукоять, которая могла принадлежать чему угодно, но только не оружию.
– Благодаря тебе мы сейчас находимся в мотеле, а не ночуем на улице в грязной луже Блэк Кантри, – добавил Саймон.
– То, как пистолет оказался у нас – всего лишь банальное везение, счастливая случайность, – отмахнулся Майкл. – У меня даже не было никаких планов по его краже, просто безумный порыв, и все.