LIB.SU: ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

Сочувствую ее темным духам… 13-21

– Ну вот. Очередной безумный порыв – и мы будем купаться в костях униженных, потратим их на лучшие наркотики мира.

Майкл состроил грустную мину. После путешествия в ад наркотики в одно мгновение перестали казаться ему путеводителем в неизведанные участки разума. Тут же он ощутил пульсирующую боль в районе лба – он не преминул связать эту боль с последним приемом наркотиков, что лишний раз убедило его в том, что в этой жизни ему пора прекращать баловаться интересными субстанциями.

– Так нельзя, – возразил Майкл. – Нужно составить план. В этот раз везение, как и любая другая случайность, может обойти нас стороной.

Саймон закатил глаза.

– Эти склепы никто никогда не грабил. Поэтому никто не будет их охранять. Уверен, что гробовщики уверены, что мнимой божественной силы достаточно для сохранения постчеловеческих активов.

Майкл поджал губы. Тот факт, что Саймон назвал кости «постчеловеческими активами», заставил его подумать, что Саймон все еще не отошел от наркотиков.

Об этом он решил не говорить, сказал лишь:

– Гробовщики не настолько глупы. Их костницы наверняка охраняют, и охраняют довольно плотно – кто‑кто, а гробовщики могут обеспечить постчеловеческим активам наилучшую охрану.

– Псы Ада – вот наилучшая охрана. Страх вора спуститься в Ад – лишь это делает гробовщиков богатыми.

Майкл решил не спорить, потому что ему в голову пришел новый вопрос, не менее напрашивающийся, чем предыдущий:

– Ты хоть знаешь, где эти склепы находятся?

Саймон не повел и бровью.

– Я выучил наизусть карту Сингрипакса…

– Сомневаюсь, что склепы были отмечены на карте Элиаса, – перебил Майкл. – Я…

Саймон изобразил пальцами крякающую утку. Этого хватило, чтобы Майкл не договаривал вслух доводы, разумность которых, впрочем, не вызывала у него никаких сомнений.

– Мы поедем в Кенинг Хор, в единственный, если верить Механику, обеспеченный город Гриверса, покатаемся по окрестностям, увидим дом какого‑нибудь гробовщика – а то, что дом принадлежит гробовщику, мы поймем сразу из‑за специфики их профессии – и найдем неподалеку от него вход в подземелье, ведущий в ад, который нас озолотит. Так что, хватит ныть, Майки! Сложное отношение ко всему простому может убить великие планы.

– Я не ною… Я считаю, что здесь все не так просто. В таких беспрецедентных делах, как это, нужно действовать расчетливо – а безумные действия вызывают у меня чувство страха.

– Но, однако, ты порою совершаешь безумные действия, и именно твое безумие добыло нам этот золотой пистолет – не менее, а то и более ликвидное средство, чем черепа гробовщиков. А разговоры про страх советую тебе оставить в стороне. Наши страхи по большей части относятся к тому, чего никогда не случится.

Майкл продолжал смотреть упрямо на Саймона. Он не был с ним в Сионвиле. Он не видел, с какой легкостью синистерские интервенты застрелили охранника Престона, который, в противном случае, застрелил бы его, Майкла. Майкл сам удивлялся тому факту, что успешная кража не подстегнула его совершать новые, а наоборот, только укрепила в страхе не повторять этого вновь.

– Ты же проснулся таким беспечным, Майк. – Редко когда в серых глазах Саймона можно было увидеть тревогу – это как раз один из тех случаев. – Почему ты опять приуныл? Мало принял контраслипов? Или что‑то еще?

«Что‑то еще» – про себя ответил Майкл и подумал о ней.

Но…

Он ощутил противное движение внизу своей шеи, схожее с изжогой. Теперь его, в самом деле, тошнило от любви к ней.

Унылое говно, собирающееся воровать черепа – вот кто он такой… Вряд ли у нормальных грабителей такой настрой перед кражами.

В прошлый раз он бездумно украл, чтобы доказать ей, что он что‑то значит.

В этот раз он будет бездумно грабить, чтобы доказать себе, что она для него ничего не значит.

– Пойдем, – сухо сказал Майкл и указал на дверь. – Едем в Кенинг Хор. Ищем подземные склепы. Грабим гробовщиков. Обналичиваем кости и упарываемся в говно.

Брови Саймона поползли вверх – он явно удивился тому факту, что Майкл так внезапно передумал, но через мгновение его брови заняли обычное, беспристрастное место, а губы растянулись в улыбке.

– Вот, другое дело. – Он поднял большой палец вверх, взял с подоконника рукоять золотого пистолета и запихнул себе в карман. – Здравый смысл толкает нас на безумные поступки, Майки. Наш злой рассудок уничтожит тщеславие гробовщиков. Мы будем таинственными героями для гриверской черни. Станем неуловимее, чем сам Грезоносец. Будем страшным сном для богачей‑политиканов.

Он засунул в рот сигарету, забыл ее поджечь и добавил:

– Злой рассудок уничтожит разожравшуюся глупость. Здравый смысл всегда побеждает.

«Здравый смысл обязательно победит» – обреченно думал Майкл, закрывая за собой дверь номера. Он поджег сигарету Саймона, поджег свою сигарету, размышляя, поможет ли его согласие сделать то, в чем он до конца не был уверен, потушить тот пожар в груди, который, увы, угасать пока не собирался.

**************

Они надеялись, что их поездка обойдется без ядовитой пыли – потому что в случае ее появления и беспрестанного вращения в сырых ветряных порывах, кому‑то из них грозит перспектива задержать дыхание на час, а то и на два. Этого нельзя было допустить – у них был один противогаз на двоих.

Но…

Майкл не волновался по поводу своей безопасности. Любовь игнорируется, поэтому злоба в его организме нарастает и не оставляет места для пустых волнений. Он выжал газ на Апексе до предела, заставил его дреды полыхать в зябком полумраке, а себя заставил пересмотреть свое отношение к тому, о чем думал постоянно, к тому, что делало его слабым, прежде всего, перед самим собой. Эта поездка была вдохновляющей – вдохновляющей по‑мрачному, заставляющей смотреть по‑новому на давно обдуманные вещи.

Он убедил себя, что мысли, переплетенные со связанными с ней чувствами, растворятся после успешного ограбления.

Редкие звезды то появлялись, то скрывались в синеватом водовороте туч…

Он был уверен, что кража черепов, олицетворяющая его цинизм, уничтожит последнюю сакральную вещь в его душе.

Осколки былой цивилизации серебрились в лунном свете…

Он убедил себя, что его душа превратится в холодный камень, сквозь который не пробьется ни одна роза…

TOC