Сюрприз для Биг босса

Я на секунду задерживаю взгляд на его лице. Высокие скулы, гладко выбритые щеки, глаза насыщенного оттенка голубого цвета. Ресницы бомба, на зависть девушкам. Его даже не портят эти чертовы очки.

Сдержанный. Безукоризненный. Идеальный. Скучный.

Зря Коршунов переживает, что я в него влюблюсь. Этого даже в страшном сне не произойдёт. Я нахожусь в его доме из‑за Верунчика. Не знаю, на чем сошлись Богдан Аркадьевич и Лида, они как лед и пламя, зато итогом их недолгих отношений стала милая очаровательная малышка, которая сейчас, наверное, посапывает.

Единственное, мне до сих пор не по себе от того, что я не понимаю, где его жена. На самом деле уехала, как сказала домработница? Лезть к Богдану Аркадьевичу с таким личным вопросом не позволяет воспитание. Любопытство и беспокойство тревожат не на шутку.

– Вы будете принимать участие в воспитании Веры или будете полагаться только на меня?

– По возможности я буду стараться уделять Вере внимание. Декретный отпуск мне никто не даст, – на его губах впервые за весь разговор появляется улыбка. Правда, тут же исчезает. Он словно вспомнил, что не должен улыбаться.

– А ваша жена будет участвовать в жизни Веры или будет наблюдать со стороны?

Этот вопрос Коршунову не нравится. Я это понимаю сразу по потемневшему взгляду. Он не рявкает, не напоминает мне мое положение, но и не отвечает. А я намерена получить ответ. Богдан Аркадьевич вздыхает.

– Моя жена вчера улетела в долгосрочную командировку. Боюсь, что ее ближайший год не будет в стране.

– То есть Вера будет расти без мамы?

– Почему же? – иронизирует Коршунов. – У нее есть биологическая мать, которую черт знает где носит. Я очень жажду с ней встретиться, – возникает пауза. Я нервно ерзаю на стуле. – Рассчитываю, что Лида рано или поздно объявится.

– И? – подаюсь вперед, находясь в не мысленном напряжение от разговора.

Я начинаю подозревать, что сестру объявили в розыск. И если мне отказали в поисках, то такому человеку, как Коршунов, который при деньгах, пропавшего без вести достанут из‑под земли.

– Я не собираюсь на ней жениться, – опять иронизирует, а мне не до смеха.

Богдан Аркадьевич понимает по моему лицу, наверное, что я не способна нормально оценивать шутки.

– Ваша сестра в любом случае объявится, вопрос времени. Когда она появится, буду договариваться, чтобы Вера осталась со мной. Все равно ребенок ей особо не нужен, раз она сумела его оставить в детском доме и исчезнуть.

– Вы заставите ее отказаться от прав?

– Конечно. Сначала добровольно, а если не согласится, то добровольно‑принудительно. Мои юристы смогут это дело решить в мою пользу.

У меня шумит в голове. Я толком ничего не слышу, только понимаю, что Коршунов однажды выкинет меня из жизни Верунчика и запретит с ней видеться, разорвет наши кровные связи. Он сможет. Теперь понятно, отчего договор всего лишь на год.

– Но вы, Надежда Викторовна, можете не переживать по поводу ваших встреч с Верой. Вы ее не оставили в детском доме, вы ее привезли в столицу на свой страх и риск, каким‑то чудом меня нашли и добились своего. Этого многого стоит. Я вам благодарен. Если бы не вы, я никогда не узнал, что у меня есть дочка.

Почему у меня стойкое ощущение, что «дочка» – это та самая ложка дегтя в медовой бочке?

– Надежда Викторовна, вы меня слышите? – Коршунов проникновенно заглядывает глаза, похоже, пытается считать мои мысли. Только мои мысли не поддаются прочтению.

– Слышу‑слышу, – бормочу я.

Окончательно сдвинув в сторону все, что мешает мне на столе, расписываюсь. С громким звуком засовываю ручку в стакан, а бумаги протягиваю уже своему начальнику.

– Какие у вас пожелания в воспитании? – сразу включаю деловой тон. У меня нет педагогического образования, но даже я понимаю, что каждый родитель хочет максимально развивать своего малыша.

– В каком смысле? – вот Богдан Аркадьевич далек от темы детей. Он вообще не догоняет, что я его сейчас спрашиваю.

– Вера сейчас маленькая, но это не значит, что с ней нельзя заниматься. Можно начать с грудничкового плаванья в бассейне. Конечно, ездить в город далековато, но ничего страшного. В полгода можно включить какие‑то развивашки. А еще я читала на форумах, чтобы ребенок знал несколько языков, дома нужно разговаривать еще на каком‑то, кроме родного. Вы знаете китайский?

– Почему китайский? – Коршунов наводит порядок на столе. Все вещи занимают свои законные места. Я едва сдерживаюсь от усмешки.

– Он перспективный. Еще арабский. Потом немецкий. А английский можно чисто разговорный, так как на нем почти весь мир говорит.

– Китайский я не знаю, но свободно говорю на немецком и английском.

– Отлично, тогда за завтраком и вообще наедине с Верой вы можете с ней общаться на одном из них. Позже вы наймете педагога носителя, чтобы язык не перестаивался, а получал постоянную практику. В идеале няню можно пригласить из Германии.

– Вы серьезно? – красивые голубые глаза Коршунова становятся огромными.

– Конечно, серьезно. А спорт? Вы каким спортом занимаетесь? – придирчиво присматриваюсь к мускулам Богдана Аркадьевича, которые не вырисовываются в рубашке.

– Вообще или конкретно одним?

Замечаю, как ему внезапно становится интересно обсуждать со мной тему образования Веры. Его быстрая включенность в беседу моментально меня подкупает, словно он только что мне на счет перевел полмиллиона рублей. Какая я, оказывается, продажная.

– У вас несколько видов спорта любимых?

– Я люблю серфинг и сноуборд.

Коршунов меня шокирует. Глядя на него, я с трудом его представляю с доской в океане или среди снега. Образ скучного очкарика никак не вяжется с образом брутального серфа или сноубордиста.

– Почему вы удивлены? – Богдан Аркадьевич внимательно меня разглядывает. Я стараюсь быстро прийти в себя.

– Вы не похожи на человека, который любит экстрим. Я думала, вам нравятся шахматы.

– Если вы считаете, что шахматы – это скучно, то ошибаетесь. Там нужно думать.

– То‑то я и вижу, как вы хорошо думаете, когда связываетесь с девушками, будучи женатым.

Язык – мой враг. Благодушная атмосфера в кабинете, которая царила несколько минут, моментально испаряется. Коршунов поджимает губы и откидывается в кресле. Я уже жалею, что ляпнула не подумав. Лучше вообще не затрагивать тему его измены. Как неловко, блин, вышло.

– Давайте, Надежда Викторовна, договоримся, что вы с этого дня больше не смеете упоминать про измену. Одно слово по этой теме, и вы будете немедленно уволены, не посмотрю даже на то, что вы тетя моей дочери.