Волшебный хор

Назавтра, третьего числа, полки двадцать седьмой пехотной подошли к Смоленску. Денис Давыдов, бывший в тот день свидетелем вступления дивизии в город, запечатлел эти минуты так: «Я помню, какими глазами мы увидели ее, подходившую к нам в облаках пыли и дыма, покрытую потом трудов и кровью чести. И каждый штык ея горел лучом бессмертия!»

Затем они навестили родителей Баврина, Егоркиных бабушку с дедом. На скорую руку все втроем прибрались внутри оградки, посидели – молча. Баврин смотрел на простое лицо былого друга и думал, что вот, слово, произносимое нами, сделано оно артикуляцией и гортанью из невесомого воздуха; но иные слова оказываются крепче и тверже железа и камня. И воздух их, воздух той горечи, памяти, обиды долговечнее и камня, и металла, и пластика.

Затем, еще заглянув ненадолго совсем далеко – уже к его, а не Егора, деду и бабушке, они так же вместе пошли сквозь праздничную толпу и обратно к остановке; Егорка увлеченно рассказывал дяде Мише о школьных своих делах и заботах, трудах и днях, о репетиторах и секциях. Протасов, внимательно слушавший и изредка разбавлявший Егоркины речи метким то замечанием, то примечанием, перехватил темнеющий взгляд Баврина‑старшего, улыбнулся:

– Ладно тебе, столько не виделись… Где еще поболтать о жизни, как не на кладбище?

Они вышли за ворота, сели в автобус. В город было ехать свободнее, возвращались и прощались быстро. Странной какой‑то обернулась та встреча: внезапно случилась, легко оборвалась. Мертвецы остались на своих неизменных местах – кто в земле, кто в памяти, кто в забвении; но вот переменились ли те, кто от них вернулся? – живцы, как смехом назвал их на обратном пути Протасов.

 

Глава 8

Все эти люди

 

«Энский наблюдатель». 3 марта, 08:15.

УЧИТЕЛЯ‑ИСТОРИКА ВТОРОЙ ГОРОДСКОЙ ГИМНАЗИИ ОБВИНЯЮТ В ЭКСТРЕМИЗМЕ И ОПРАВДАНИИ НАЦИЗМА

Следственный комитет предъявил обвинения по статье 282 Уголовного кодекса «Возбуждение ненависти либо вражды» бывшему учителю истории Второй гимназии Михаилу П. Поводом стали посты в социальных сетях и блоге 42‑летнего педагога. Следователи также инкриминируют ему деяния, ответственность за которые предусмотрена статьей 354.1 «Реабилитация нацизма», с заявлениями о чем обратились родители сразу нескольких учеников гимназии. Вчера по ходатайству следствия суд принял решение об избрании мерой пресечения для бывшего историка заключение под стражу.

 

Комментарии (27)

 

Алиненок

А что, нормально!! Нет слов просто!! Пусть там в Башне еще разберутся, кто его вообще наших детей учить допустил!!!

 

Ротмистр

В моей семье воевали два деда и бабушка. Вернулись домой с медалями и орденами. (Невеликими, скажу, орденами, но каждый из них был заслужен кровью.) Старший брат деда и два брата другой бабушки не вернулись, и могил нет – только желтый клочок извещения‑похоронки от каждого остался. Если бы не война – были бы и у них свои семьи, а у меня было бы больше двоюродных и троюродных. Но их нет. В семье жены были те, кто пережил – и кто не пережил – оккупацию. И наши двое сыновей знают об этом все – и знают с нашей стороны. И они расскажут об этом своим детям – тоже с нашей стороны. Да, можно было бы говорить, что с той стороны войны сражались такие же живые люди, со своими семьями, мечтами, идеями, трагедиями, что не все из них – убийцы и каратели, что они были просто солдатами, офицерами, с такими же понятиями о присяге и долге, и оказались в условиях, где они должны быть верными своей присяге, исполнять свой долг и приказы. Можно бы сказать. Но! Нельзя забывать при всей этой регуманизации врага, что война шла не где‑то на территории третьей страны, не за геополитические «интересы» – как в Афганистане или в Сирии, или в русско‑турецкую, в русско‑японскую, в финскую, или даже в Первую мировую, – война шла на нашей земле и за саму нашу землю, в прямом смысле за существование наших дедов и прадедов, их семей, их детей и детей их детей – то есть за нас с вами! В эту войну была вовлечена не только армия и военная промышленность. Вся жизнь огромной страны в те четыре года была страшной войной и стоянием насмерть. Не стрелки «красных» и «синих» вонзались друг в друга на оперативных картах, а живые люди, миллионы (можем ли мы сейчас вообразить себе такие масштабы?) людей рвали жилы и готовы были умереть за свой дом и свое право жить в нем – и умирали. Для советского народа это была не война на победу, а война на выживание. Казалось бы, прошло семь с половиной десятилетий, какое отношение имеет та давняя война к нам сегодняшним? А ровно то же отношение, которое имеют к нам наши деды и бабушки. Они – часть нас, и значит, она – часть нас. Так что и Господь бы с ним, с личным экстремизмом этого гражданина (посты‑репосты; тем более что всякое нынче с подобными делами бывает), это его частные загибы и отдельный, в общем, разговор. Но обсуждать с детьми и как‑то оправдывать нелюдей, которые приходили убить твою семью и разграбить твой дом, – вот это за пределами человеческого понимания!

 

Конец ознакомительного фрагмента