Возвращение Повелителя. Моя первая волшебница

– Приватные, говорите? Ну‑ну… – с двусмысленным намеком произнес я, принимая смарт‑карту с прицепленным к ней брелоком – гламурным пластиковым розовым сердечком. Но Ротшильд‑младший намека не уловил, поскольку эта двусмысленность могла быть понята только носителем русского языка.

– Игорь хотел сказать «большое спасибо»! – уточнила Глафира, исподтишка отвесив мне болезненный пинок по лодыжке. – Мы обязательно воспользуемся вашим предложением!

– Буду рад помочь! – расплылся белозубой улыбкой англичанин, небрежным жестом давая отмашку Берлингтону, что тот пока может быть свободным. – Насколько я понимаю, вы только что из самолета. Вы голодны?

– Да, перекусить не помешало бы, – ответил я, игнорируя вежливое отрицание супруги, за что получил второй пинок, уже по другой лодыжке. – Авиационная кормежка усваивается как‑то очень быстро. Уж не знаю, чем таким там нас кормят, что после рейса опять есть хочется?

– Да‑да, я тоже не раз такое замечал, когда летал в эконом‑классе, – согласно закивал Ричард. – К сожалению, кухня «Оранжа» сегодня не работает, а зал закрыт в связи с приготовлениями к завтрашнему вечеру. Однако у нас имеется лаунж‑бар – он открыт в любое время дня и ночи. Еда там самая простая – пицца и бургеры и хотдоги. Но офисным полуночникам и фастфуд за счастье. Я и сам, случается, там перекусываю – прошу вас пройти за мной на второй этаж.

Лаунж‑бар располагался на месте бывшей театральной ложи. От зала его отделяла прозрачная стена, через которую было видно, как в центральном зале работники расставляют столы, развешивают гирлянды шаров и таскают музыкальную аппаратуру. А администратор кафе, коренастый бритоголовый крепыш с военной выправкой, стоял на сцене, рявкал в ненастроенный микрофон и тыкал пальцем во все стороны, раздавая указания подчиненным.

– Успеют ли до завтра? – озабоченно спросила Глафира, обратив внимание на длиннющий список в руках «главного по тарелочкам». – Я месяц назад видела этот список на столе у нашего секретаря Сьюзен. Там одних декораций – целый грузовик. Корпоратив в шесть вечера начнется, а тут, как у нас говорится, конь не валялся.

– О, да, конь тут точно не валялся! – заливисто рассмеялся Ричард, приглашая нас за столик. – Но не извольте беспокоиться. Наш администратор Джефри Кейнс – главный старшина флота в отставке, у него даже тарелки летают и вилки строем ходят. А, как истинный британец, Джеймс пунктуален до невозможности – можете не сомневаться, что завтра в шесть часов вечера двери нашей кают‑компании откроются, и внутри будет все на своих местах и в полной боевой готовности.

Насчет еды Ричард оказался стопроцентно прав – нас действительно накормили бургерами, поскольку к вечеру последнего рабочего дня года в лаунж‑баре больше ничего не осталось. Но зато эти корпоративные бургеры не шли ни в какое сравнение с тем безвкусным хавчиком, который подают в наших провинциальных забегаловках со словами: «Слюшай, дарагой, этот теленок еще вчера бегал и хвостом вилял!» Я, будучи убежденным противником фастфуда, с удовольствием схомячил английского «теленка» и даже добавки попросил.

А когда на десерт нам принесли мороженое с фруктами – мое сердце совсем оттаяло. Только наш гостеприимный хозяин отчего‑то совсем ничего не ел – ограничился лишь чаем с печенькой. Поддерживая беседу, Ричард периодически смотрел в смартфон и изредка переписывался в чате мессенджера. В конце концов, он не выдержал, сообщив:

– Меня ждут в офисе, где собирается все руководство «Годсхенда». У нас в компании принято в последний час предновогоднего рабочего дня подводить итоги года. Я, конечно, могу отказаться, пользуясь привилегиями вице‑президента, поскольку находиться в вашем обществе мне гораздо приятнее, чем выслушивать сухие отчеты руководителей, бухгалтеров и юристов. Но это давняя корпоративная традиция, и мне не хочется огорчать отца. Старик, конечно, промолчит, глядя на пустое кресло справа, но потом будет ворчать целый месяц о том, какой я безответственный сотрудник, и что он десять раз подумает о том, кто займет его место после выхода на покой. Зачем? Сэр Джеффри и так много расстраивается в последнее время. Я уж лучше потерплю как‑нибудь.

– Да‑да, конечно! – согласно закивала Глафира. А потом, внезапно вспомнив о чем‑то, спохватилась: – Ричард! Позвольте проводить вас до приемной! Мне нужно со Сьюзен перекинуться парой слов – насчет завтрашнего мероприятия.

– В таком случае – прошу! – поднялся Ричард, галантно указав на коридор‑галерею, ведущую в обход центрального зала. – Дамы – вперед!

Где‑то я уже слышал такое выражение. Не помню – где и при каких обстоятельствах, но тогда оно тоже меня покоробило. А теперь… Я ощущаю себя, словно брошенная дворняжка! И вроде бы нет причин для ревности, потому что тут, в высоком обществе, не принято чужих жен из‑под носа у мужей уводить. Но все же… После ухода Глафиры мне стало как‑то муторно на душе. И очень одиноко.

– Скучаем? – внезапно прозвенел женский контральтовый голос за столиком слева. – Составить вам компанию?

Я недоуменно оглянулся. В лаунж‑баре, кроме нас, находились и другие сотрудники «Годсхенда» – примерно человек десять. Кто‑то решил перекусить после напряженного рабочего дня, кто‑то устроил здесь свидание, а кто‑то, отпросившись из офиса пораньше, в промежутке между работой и домом уже начал отмечать Новый год.

Но вот клянусь вам, за соседним столиком пять минут назад еще никого не было! И я, погруженный в свои невеселые думы, даже не заметил, как эта особа в черном там нарисовалась! Это просто мистика какая‑то!

Получив мой ответный кивок, незнакомка грациозно поднялась, взяв сумочку и подхватив со спинки кресла черный плащ‑кардиган, который на мгновение взметнулся и завис, подобно воронову крылу. А черный кринолинный колокольчик, едва прикрытый кружевным пончо, неспешно продефилировал передо мной, открывая стройные ноги на высоких каблуках. Странная какая‑то одежда – на девице лет двадцати она бы вполне уместно смотрелась. Но на женщине возрастом под сорок юбка‑колокольчик в талию выглядит как‑то очень уж экзотично!

Да и в целом эта дама выглядела так, словно собралась выходить на сцену или на съемочную площадку: длинные прямые черные волосы, изящные брови вразлет, фактурно наложенная косметика, темного цвета помада на аккуратных поджатых губках и резко контрастирующие со всей этой утонченной элегантностью оттененные, слегка запавшие льдисто‑голубые глаза, окруженные сетью ранних морщинок.

Актриса, что ли? Они, актрисы, такие – сами себе на уме и в своем собственном духовном мире живут. Прямо как я. А вообще‑то она красивая. Была… Да, собственно, почему была? Эта особа и сейчас эталон совершенства. Но если бы сбросить с десяток лет и морщин – ее запросто можно на обложку журнала помещать.

Да, точно актриса… Повадки у нее артистические – обычные люди так четко и напоказ жесты не фиксируют. А вот завсегдатаи сцены и экрана – запросто. У них эта профессиональная привычка со временем и в повседневную жизнь переходит.

А то, что незнакомка говорила по‑русски и без малейшего намека на акцент, меня особо не удивило. В нашу урбанистично‑глобалистическую эпоху за рубежами родной страны живут и работают миллионы русскоязычных людей. В одной только Британии их тысяч триста, не меньше. Однако многомиллионный Лондон – тот еще Вавилон, и русских здесь – капля в море. Неудивительно, что кто‑то из моих бывших соотечественников, услышав родную речь, захотел просто пообщаться. Что ж, давайте пообщаемся – делать‑то мне в ближайший час все равно нечего.

– С кем имею честь? – вежливо поинтересовался я. Вообще‑то мужчинам принято первыми представляться. Но, поскольку инициатором разговора был не я, то и не с меня начинать знакомство.