За пеленой лжи
– Как попала, не знаю. Через фирму, наверное. Юля в каких‑то агентствах была зарегистрирована. Геннадий был журналистом. Может, ты даже о нем слышала. Геннадий Озерцов.
– Не слышала. Я телевизор не смотрю, газет не читаю, – улыбнулась Вера. – Маша…
– Что?
– Ты приходи ко мне, если захочется.
– Спасибо тебе.
– Не за что. Ты куда сейчас?
– На работу, – вздохнула Маша. – У меня начальница хорошая, разрешила пока на работу не ходить, но я пойду.
– Ну и правильно. Иди на работу, отвлечешься.
Идти на работу не хотелось, но Маша пошла. Она удивилась, увидев, как дети ей обрадовались.
* * *
Нина пыталась сосредоточиться на работе, но полностью сосредоточиться не удавалось. Юля даже после смерти вызывала боль и ненависть.
Геннадия Нина почему‑то не ненавидела.
Наверное, потому что она знала то, чего не знал больше никто. Не только он перед ней виноват. Она перед ним тоже.
Она тогда очень уставала. Она приходила домой и слышала только упреки. Она работала насколько хватало сил и постоянно оправдывалась. Работала и оправдывалась.
В тот вечер она вернулась домой совершенно измученная. И кажется, тогда ей пришла в голову страшная и жестокая мысль – поскорее бы все это кончилось.
Из комнаты слышался воркующий Юлин смех.
Нина заглянула в комнату. Сиделка сидела на стуле рядом с Гениной постелью и держала его за руку.
– Как ты? – спросила мужа Нина.
– Ничего, – равнодушно процедил он.
Нина дернула головой, показав, чтобы сиделка вышла. Юля помедлила, но послушно поднялась.
– Можешь идти домой, – сухо разрешила Нина.
Сиделка послушно переоделась в ванной. Нина загораживала дверь в комнату, не давая ей попрощаться с Геной.
Заперев за Юлей дверь, Нина прошла на кухню, заглянула в холодильник. Готовила Юля плохо, но мужа стряпня сиделки устраивала, а Нине давно было все равно, чем питаться. В кастрюльке был суп с крупно нарезанными овощами. По мнению Нины, суп имел откровенно не товарный вид, она брезгливо закрыла крышку кастрюли. Еще были какие‑то каши, на которые тоже не хотелось смотреть. Нина отрезала кусок колбасы и съела его, стоя у окна.
Потом, натянув на лицо улыбку, пошла к мужу. Гена читал что‑то в планшете.
– Как ты? – ласково спросила Нина, беря его за руку.
– Я же сказал, что нормально, – Гена недовольно выдернул руку.
– Хочешь, сходим погулять? – спросила Нина. – Врач говорил, тебе надо двигаться, даже если тяжело.
– Я ходил с Юлей.
И еще одна страшная и жестокая мысль пришла тогда Нине в голову. В тот вечер ей приходили в голову только честные мысли.
Это был не тот человек, за которого она выходила замуж. Это был совсем другой человек, и его она не любила.
– Гена, я тебя раздражаю? – спросила Нина.
Этого не надо было спрашивать. С больными надо разговаривать терпеливо и ласково и не задавать провокационных вопросов.
– Это я тебя раздражаю, – усмехнулся он.
– Как ты можешь? – опешила Нина. – Гена, как ты можешь!.. Я… Ты же видишь, я все делаю!..
– Ты ушла в работу, чтобы поменьше быть со мной.
– Я ушла в работу, чтобы у нас были деньги!
Он дернулся и на секунду прикрыл глаза.
Зря она это сказала.
– Геночка, не надо ссориться, – попросила Нина. – Я знаю, как тебе тяжело. Но ты хоть иногда будь со мной поласковее. Мне это очень нужно.
Он молчал, и тогда она спросила:
– Гена, я вообще‑то тебе нужна?
Он опять промолчал, и это было ответом.
Я накликала беду, с тоской поняла Нина. Она накликала беду, когда помечтала, чтобы все скорее закончилось.
– Я тебе нужна? Гена!
– Мы оба друг от друга немного устали.
– Гена, не уходи от ответа! Тебе нужна Юля? Я слышала, как вы с ней смеялись!
Он промолчал. Это был ответ.
Нина молча вышла в прихожую и начала одеваться. Она одевалась медленно, надеялась, что муж ее позовет.
Но он не позвал.
На улице с ней началось что‑то похожее на истерику. Подбородок дрожал, а губы дергались. И она не понимала, плакать ей хочется или смеяться.
А потом позвонил Виктор.
Нина отъехала от компьютера, достала телефон и набрала маму.
– Мам, ты на работе? – спросила Нина.
– На работе, но разговаривать могу. Как дела?
– Дела удивительные, – усмехнулась Нина. – Убили Юлю.
* * *
Когда всех детей разобрали, уже совсем стемнело. В свете фонарей асфальт казался мокрым, хотя дождя не было. Ветра тоже, вечер выдался тихим и теплым, но Маша зябко кутала пальцы в рукава куртки.
Человека за воротами сада она заметила, только когда он к ней шагнул.
– Добрый вечер, – вежливо и весело сказал участковый Анатолий.
– Добрый вечер, – буркнула Маша.
– Ты торопишься? – спросил он.
– Тороплюсь, – кивнула она и быстро пошла к дому. – Мама целый день одна.
Она злилась, потому что ей нравилось идти с ним по вечерней улице. Нравилось, когда он весело на нее косился.
Она для него только потерпевшая, а ей хотелось… Черт знает, чего ей хотелось.