Загадка. Планета тысячи тайн

Постелив Шарку в небольшой, обычно пустующей гостевой комнате и пообещав, что обязательно составит для него распорядок дня, Власта до полуночи, наверное, не могла уснуть, выдумывая пункты той уникальной воспитательной программы, по которой намеревалась пробудить ото сна личность «рядового Шарка». И успокоилась лишь тогда, когда набросала в МФУ десятка с два основных тезисов. Пожалуй, ей было бы крайне неуютно находиться под постоянным и излишне навязчивым наблюдением со стороны телохранителя, морочиться с ним, но идея по «очеловечиванию» клона так увлекла её, так воодушевила и завладела мыслями, что девушка не почувствовала особого недовольства или стеснения.

Проснувшись по привычке в семь*, Власта обнаружила Шарка стоящим по стойке смирно у входа в свою комнату. Хотела сказать, что это явно лишнее, да передумала. Наверняка солдату проще будет адаптироваться к новым условиям, если он в определённой степени хотя бы в чём‑то будет жить так, как привык. Ну, хочется ему стоять на карауле – пусть стоит, хотя объекту его охраны от этого, честно говоря, становилось немного не по себе. Жить как будто под стражей было откровенно неприятно.

Вздохнув, она порылась у себя в комнате, нашла своё старое МФУ, скинула на него распорядок дня для клона, а также режим работы и отдыха, по которому жила, и подарила устройство клону. А после завтрака, как и обещала вчера, повела Шарка к доктору.

 

***

 

Ренцо Куаттрокки без преувеличения любила вся Восточная База. Как и вся Западная. И связано было такое отношение не столько с тем, что этот подвижный и весёлый человек уже довольно долгое время был здесь единственным медиком, сколько с его характером. Впрочем, Власта выделилась и тут: она обожала его, как ни банально это звучит, за красивые глаза и за добрые искорки в них. «Зеркала души» у этого славного, милого человека были большими, в обрамлении удивительно длинных и густых ресниц, задорно‑чёрными и, по большему счёту, являлись единственным украшением на его безусловно приятном, но всё же на редкость неидеальном лице. Широкое и круглое, с большим ртом, излишне пухлыми губами и крупным рыхлым носом, оно всегда лучилось внутренним светом. Ренцо был невысок, полноват и никогда не привлекал особого внимания со стороны женщин, но Власта часто ловила себя на том, как приятно ей общаться с ним. Приятнее, чем с кем бы то ни было здесь.

Кстати, мать говорила, что фамилия его – Куаттрокки – переводится как «Четырёхглазый». Странно, забавно и не совсем понятно, однако вроде как символично. «Глазастый», как часто называла его про себя Власта. Однако Ренцо подкупал не только взглядом, но и хорошо подвешенным языком, с которого то и дело сыпались разные шутки‑прибаутки, а порой и довольно меткие остроты.

И с самого утра в тот день, когда Власта Бурова привела к нему на осмотр своего телохранителя, врач пребывал даже в более приподнятом настроении, нежели обычно.

В большом и чистом помещении, где по очереди наводили порядок все обитатели Восточной Базы, было три койки, два стола (один для ведения приёма, другой, за простенком – для исследований), множество полок, несколько медицинских приборов различного назначения, два специальных кресла: гинекологическое и стоматологическое – и лишь один человек, заинтересованно рассматривавший что‑то в чашке Петри через специальное устройство, надетое на лицо.

Было время, когда и заботой о здоровье колонистов, и какой‑никакой научной деятельностью на Загадке занимались человек семь, однако теперь и лечить было особо некого, и исследовать что‑либо незачем. Не уехал пока только Ренцо.

Мужчина, которому было, кстати, тридцать четыре года, как и Власта не горел желанием переселяться, но вариантов, как ни крути, всё равно не было. Базы на Загадке прекращали своё существование. На Восточной оставалось всего лишь около тридцати человек населения, а на Западной и того меньше. Отец Власты говорил, что окончательно люди покинут планету не ранее чем через полгода, а семьи Управляющих, естественно, улетят с самой последней группой. Тогда же отчалит и последний врач…

– Привет, Ренцо, – поздоровалась девушка, войдя в полость медпункта, и Куаттрокки едва не подскочил в своём кресле возле одного из столов, уставленного – нет, заваленного – какими‑то контейнерами, оборудованием и «шишками» одного редкого протогриба, которые Власта недавно притащила из своего путешествия на север от Базы. – Что‑то интересное?

– А, синьорина моя! Заходи, – расплылся мужчина в добродушной, но несколько рассеянной улыбке, нехотя разворачиваясь к девушке и снимая с лица свой хитрый лабораторный прибор. – Интересное? Она ещё спрашивает! Да я, когда получу премию по медицине, большую часть денег и все лавры отдам тебе – не унесёшь! Ты мне такое сокровище подарила – покруче яда самого шипастого из дьяволов!

– Да ну? – Власту вечно передразнивали за это её «Да ну!», однако ей было глубоко плевать на чужое мнение о себе. – Может, тогда и планету покидать не стоит? – с надеждой в голосе спросила она.

– Стоит вопрос: «Стоит или не стоит?» – забавно хохотнул Ренцо и стрельнул в девушку взглядом своих невероятных глаз. – Я б, конечно, не покидал, да куда деваться. Что я тут могу наисследовать? У меня нет ни условий, ни команды, с которой я, самоучка, мог бы обсудить результаты. Так что говорить о чём‑то определённом явно преждевременно. Только вот… – Куаттрокки умел как никто другой молниеносно переходить от воодушевления к досаде, а от неё – к задумчивости и так далее. – В этих твоих «шишечках» содержится одно вещество, которое, похоже, запускает стремительный процесс регенерации в повреждённых тканях. Яд шипастого дьявола, как и многие другие вещества с других планет, спасает жизни, но при этом действует жестковато и имеет много побочных эффектов, которые так и не научились полностью устранять. А вытяжка из «шишек» ведёт себя мягче… Знаю, что всё в нашей медицине и фармацевтике используется не с целью вылечить, а для наживы, однако… Однако мы с тобой, возможно, сделали очень важное открытие! Но для того, чтоб как следует изучить всё это, мне надо улететь с Загадки. Так что…

Врач и по совместительству немного учёный досадливо цокнул языком и наконец заметил за спиной своей собеседницы незнакомого ему человека. Встав из‑за стола, он подошёл к нему, протягивая руку.

– Ренцо Куаттрокки. Прошу прощения, но тебя, приятель, с твоей‑то комплекцией я и не приметил. Наверное потому, что всю ночь имел дело исключительно с живностью не более десяти микрометров.

Однако дружелюбие врача было встречено весьма неожиданным для него образом. Человек, с которым ему так не терпелось познакомиться, отчего‑то не ответил на его жест, а вместо этого козырнул и пробасил громко и зычно:

– Здравия желаю, господин Куаттрокки! Рядовой Шарк 338‑П прибыл на медосмотр.

Ренцо никогда не отличался особым самообладанием, и в детстве Власта с одной из своих подруг любила пугать его, подкрадываясь незаметно. Потом одна из них повзрослела, а вторая навсегда затерялась где‑то на просторах Рукава Ориона, и проверять нервы доктора на прочность в течение долгого времени было некому. Но оказалось, что тот не изменился ни на грамм.

– Да вроде я не военный врач… – Красивые, бездонно‑чёрные глаза Ренцо округлились, и он зачем‑то, вопреки своим же словам о том, что является гражданским человеком, с перепугу приложил пальцы к виску. Смотрелось это довольно комично, но всё же надо было объяснить ему, что к чему.