Запасной козырь

Босс, наблюдавший за боем из центральной ложи, только ахнул, когда Борис провел свой первый в этом поединке – и он же последний – удар. Движение было настолько стремительным и точным, что никто – ну почти никто – не понял, что произошло. Вот только что Мозоль плясал по рингу, осыпая никому не известного парнишку градом ударов – парнишка уворачивался каким‑то чудом, не иначе. Вот сейчас он рухнет, вот сейчас…

И вдруг вместо этого парнишка спокойно, чуть не вразвалочку идет в свой угол. А Мозоль, наподобие изображающей умирающего лебедя балерины, делает шажок туда, шажок сюда, взмахивает – так же по‑балетному – руками, словно мух от себя отгоняет… и, сложившись пополам, падает на ринг с таким звуком, что любому, кто хоть немного понимает, ясно – сам уже не встанет. Готов боец.

– Он – бог! – Босс вытащил из портсигара папиросу с анашой, щелкнул зажигалкой, втянул едковатый дым – автоматически, как будто забыв, что находится не в собственном кабинете, а в полном посторонними зале.

Впрочем, никому, кажется, и дела не было.

– Повтор! Повтор дайте! – кричали тут и там.

Это было последнее нововведение: теперь каждый бой снимался – да не одной, сразу четырьмя камерами – и по завершении схватки желающие могли купить видеозапись. Бывало, впрочем, и как сегодня – зрители требовали показать подробности произошедшего на ринге. Босс махнул сидевшему в будочке под потолком технику. Под скрип старых лебедок на ринг поползло полотнище экрана.

– Сразу конец боя давай! Второй раунд, – крикнул Босс наверх. Ему и самому не терпелось посмотреть на случившееся перед его глазами чудо в замедленной съемке.

На деле чуда и не было. Борис в какой‑то момент прекратил отступать и уворачиваться, ушел влево, ткнул противника пальцем в солнечное сплетение и пошел прочь от сонно взмахивавшего руками Мозоля.

– Я не понял, это чо? – произнес пьяноватый голос, очень отчетливый в наступившей вдруг тишине.

Шагнув из своей ложи, Босс заметил, что его пошатывает. Ну еще бы! Увидеть такое – и в собственных владениях… Это… это… Черт, да такой шанс один раз в жизни выпадает – и то не всем.

– Всем выпивку за счет клуба, – распорядился он. – За рождение бога!

Полковник, сидевший в служебном микроавтобусе неподалеку, смотрел повтор уже в третий раз – он‑то и оснастил перспективный клуб камерами раньше, чем до этого додумался сам хозяин.

– Бог не бог, это мы без тебя разберемся, знаток хренов, – бормотал полковник себе под нос. – Но скорость и реакция у парня, как у Мохаммеда Али. Если не лучше… Вот за это я и люблю свою страну, – обратился он к технику за пультом. – Если веришь в чудо, оно непременно происходит. Рано или поздно. И в нашем случае я очень надеюсь, что еще не поздно. Так, ребятки, давайте в управление, я вам тоже выпивку проставлю. Оно того стоит.

«Ребятки» переглянулись. Ни фига себе! Последний раз такое случалось, когда – ох, тогда никто не верил, что получится, – когда письмо с ядовитым приветом из преисподней дошло до Хаттаба. Ох, как они тогда все напились! И шеф не возражал – наоборот, улыбался, повторяя: «Ну молодцы, ребятки, хорошо сработали!»

 

Глава 6

 

Сергей Валерьевич возвращался домой раньше обычного – в компанию, где он работал системным администратором, нагрянула налоговая инспекция. Пока начальство вешало незваным гостям на уши всякую лапшу – попросту тянуло время, – он почистил все, чего не должны были видеть господа проверяющие. За несколько минут финансовая документация превратилась в образец чистоты и прозрачности. «Лишнее» благополучно исчезло – потом, когда «шторм» закончится, он восстановит все с резервных копий, до которых этим самым гостям не добраться.

Кто бы мог подумать, что многообещающий художник сделает карьеру «на компьютерах»? Сергей Валерьевич, если бы ему в те стародавние времена такое сказали, расхохотался бы. Да тогда и компьютеров никаких не было. Ну то есть были, конечно, но… Впрочем, что вспоминать. Жизнь любит неожиданности. Работу нынешнюю Сергей Валерьевич, как ни странно, любил, она дарила приятное ощущение собственной значимости, почти незаменимости. Особенно во время «штормов». А сегодняшний «набег» его особенно обрадовал. Во‑первых, теперь, пока контролеры не уберутся, можно на работе вовсе не появляться. Точнее, даже нужно. Как будто его в природе не существует: ну да, числится у нас системный администратор, но он приходит, когда неполадки какие‑нибудь, а когда все в порядке – чего ему тут сидеть? Так отвечал на вопросы кадровик.

Зато после выхода «из подполья» – и это главное – Сергея Валерьевича, как водится, ожидает благодарность руководства. И отнюдь не только словесная. А конвертик с премией сейчас будет более чем кстати: последние месяцы оказались весьма затратными, даже в долги залезть пришлось. Окончание школы – особенно выпускной вечер – серьезный удар по семейному бюджету. А им‑то с Машей пришлось раскошеливаться вдвойне…

Да, визит налоговиков очень ко времени.

Может, даже удастся уговорить Машу отказаться от сверхурочной работы. Она, ясное дело, бодрится, но он‑то знает, насколько жена устает. И не только устает. Вон за год уже второй раз очки меняет, это ж не дело – в сорок‑то лет. Хотя очки ей, безусловно, идут. Такая стала бизнес‑леди, что дух захватывает. И бледность ей к лицу, и тени на висках – Маша с ними похожа сразу на Грету Гарбо и Одри Хепберн. Вот только на деле‑то ничего хорошего нет ни в бледности, ни в тенях. Сергей с Машей последний раз отдыхать выбирались, когда Глеб с Борисом восьмой класс оканчивали – три года назад то есть.

В самые тяжелые времена, когда казалось, что жизнь кончена, именно Маша не дала ему потерять человеческий облик. И как будто до сих пор так и не может остановиться, вздохнул Сергей Валерьевич, крутится, как белка в колесе. Пора, пора взять паузу. Если будет отказываться – заставить. Силой или хитростью, как придется. Ну не может человек без отдыха лямку тянуть. Не должен.

Дома было тихо – ну да, Борис должен быть на тренировке, а Глеб наверняка где‑то с этюдником болтается, – но откуда‑то тянуло табачным дымом.

– Маша! – позвал он, сбрасывая ботинки. – Ты дома? Маша, кто у тебя?

Она сидела в гостиной за пианино: одна рука задумчиво перебирала клавиши – аккорд, короткая печальная мелодия, еще аккорд – в другой дымилась сигарета.

Курить Маша бросила еще в институте, когда узнала, что беременна. После того Сергей Валерьевич видел ее с сигаретой всего однажды – на поминках матери.

– Машенька, что стряслось?

Она слабо покачала головой:

– Все в порядке…

Ну да, подумал Сергей Валерьевич, вижу я это «в порядке». Подумав секунду, он метнулся в прихожую:

– Сейчас, сейчас… Помнится, у нас после Восьмого марта где‑то коньяк оставался…

Коньяк обнаружился в кухонном столе, за пакетами с гречкой и рисом. Рядом торчала шоколадка – тоже, должно быть, забытая с Восьмого марта, когда к ним приходили Костины и еще кто‑то. Главное – делать вид, что ничего особенного не происходит. Ну да, коньяк посреди бела дня ни с того ни с сего трескать – вроде как пустяки.