2 года в сапогах: Армейские истории. Антология Армейских Приключений

Те, солдаты, что на мойке, называют её «дискотекой». С завтрака до отбоя ребята моют металлические миски, алюминиевые ложки, кружки, поварешки и огромные баки. Ну, а еще рабочие чистят картошку, много картошки, капусту и свёклу на суп, носят заготовки со склада и разгружают хлебную машину. Работы в столовой всегда хватает и стоять‑курить бойцам некогда.

Заступили после обеда, приняли наряд. Раскладываем всё к ужину. Пришла первая смена. Поели. Гора посуды. Надо быстро складывать, ведь вторая смена идет есть, потом третья, посуду уже некуда складировать, баки залиты и забиты тарелками под завязку. Но это еще ужин. Самое худшее это обед, там же две тарелки на одного бойца уходит. Значит в два раза больше посуды мыть.

Поели все смены. Теперь очередь офицеров, у них посуда фарфоровая. глубокие тарелки для супа и ложки, тарелки для второго и вилки, белоснежные кружки с маленькими ложками для сахарного песка и нож, масло мазать на кусок тонко порезанного хлеба. И еда у них другая – офицерская.

Времени совсем мало что бы успеть помыть столы и полы до прихода офицеров, а особенно командира части. Не то крику будет, не оберешься!

На то они и офицеры, чтобы отличаться от солдат.

Наконец – то все поели! Теперь мыть посуду. Вот и началась дискотека. В зале полы моют. На мойке посуду. В варочной плиту драят. Все рабочие при деле.

 

Рота подъем!

 

Перед отбоем повар сержантам картошку жарит. Тонко нарезает ломтики и обжаривает под картошку фри в большом количестве подсолнечного масла. Одновременно на другой сковородке медленно обжаривает «молоку» из рыбы, обваленную в муке. Магнитофон играет кассету с песнями «Руки Верх», дежурный по столовке закуривает с фильтром на заднем дворе.

Рабочие домыли посуду и полы и вперед на заготовку. Теперь надо на завтра все приготовить – очистить, нарезать, нашинковать, помыть, загрузить в баки, поставить на плиту – на завтрак, на обед и на второе, помыть полы, все разложить, убрать очистки. Вот уже и 2 ночи, спать пора.

В пять утра подъем. Плиту включили, чай попили, поставили кашу варить, тарелки и ложки отнесли к раздаточному окну.

– Рота подъем!

Вот и начался новый день. За завтраком обед. И опять по кругу.

Витьку поставили за хлеборезку. На толстая доску кладут буханку, и огромным широким ножом разрезают её пополам, потом одну часть в сторону, а вторую на куски. Дедам тонкие и ровные куски хлеба. Всем остальным как попало. Главное, чтобы одного размера.

Бац! И по пальцу… кровь брызнула на хлеб.

Бац! Затрещина от повара.

Бац! Пинок от дежурного от столовой, который, как всегда, где‑то рядом, всегда за всеми следит.

Хлеб в бак для отходов, потом на свинарник относить. Хлебореза заменили. Витьке перебинтовали палец.

Хреново. Мыть посуду нельзя, палец загниет, да и кровь не остановится.

Мыть полы тем более нельзя, загниет от грязной воды. От наряда по столовой пока не заживет палец – освобожден. Скоро Присяга, не дай Бог еще палец раздует. Родители же приедут.

После обеда подготовка к сдаче наряда и до ужина моешь и драишь все заново. Сержант, который принимает наряд, придирается до любой фигни. Но, знает, что завтра к нему также будут придираться.

Перед ужином, за пять минут до построения, наконец‑то освободились от наряда. Прибежали в роту, встали в строй, и снова пошагали в столовку ужинать. Глаза бы на неё уже не смотрели. За сутки опротивела.

Не мы так другие.

Не другие, так мы.

– Рота сесть! К приему пищи приготовиться! Время пошло! – звук ложек по тарелкам, и гул общего чваканья. Застукали стаканы по столу. Вскочили и к выходу, проталкиваясь к двери, мимо кормушки, куда отдают пустую посуду в руки пронырливым рабочим по куне.

Дежурный по столовой ухмыляется и командует:

– Рота выходи строиться,

А там уже сержант командует:

– В роту шагом марш, левой! Песнь запевай!

– Выходила на берег Катюша, на высокий, берег на крутой…

И так каждый день…

 

Присяга

 

Рота стояла на плацу, мерзко моросил дождик. Витька зачитал заученную фразу, расписался. Отдал честь. АК в руках было непослушным, да еще сталь холодила непривычно. На трибуне стояли командир части, офицеры и наш ротный. Обстановка торжественная. Все важные. Рота прошла маршем, тянула ногу и рвала горло, как одуревшая. Командир, от счастья, толкнул речь, поздравил солдат с принятием Присяги.

– Вольно!

Родители расплакались, обняли сыновей и быстренько забрали их в увольнение. Остальным, к кому не приехали родители, накрыли в столовой праздничный обед. Повар очень старался, сварил солянки, нажарил котлет с картошкой. Ели от пуза. Сегодня пацанов никто не трогал. Сегодня они были героями. Сержанты по‑свойски общались. Кому‑то даже одолжили деньги на звонок родителям, кому‑то на фотку с плаца. Все дружелюбны. Все ждут вечера. А вечером сержанты уединились и напились. Тоже имеют право, можно сказать их праздник – вырастили смену, обучили, осталось только в часть отвезти.

Всё, кончился карантин и теперь они «духи». Вот переступят порог КПП той части, в которой будут проходить дальнейшую службу, и будут их называть «духами».

 

Узник казармы

 

Перед Присягой один чувак свалить решил. Домой бежал, да не добежал. Менты поймали его недалеко от части. Сидит, ждет, закрытый в каптерке, когда за ним военная комендатура приедет.

Ночь, Витька на тумбочке, арестованного охраняет.

Тот стучится.

– Пусти покурить!