А между нами снег. Том 2

Услышав за своей спиной чьё‑то тяжёлое дыхание, замер. Окаменел. Не мог повернуть голову, так силён был страх. От первого удара по голове покачнулся, но продолжал стоять на ногах. От второго удара упал, но сознание не потерял. Только в глазах потемнело. Лежал с открытыми глазами, но не видел нападавшего. А тот орудовал чем‑то тяжёлым. Досталось и ногам, и грудной клетке.

Мустафа был ещё в себе. Чтобы как‑то остановить преступника, начал хрипеть, притворяться, что задыхается, а потом задержал дыхание. Нападавший остановился.

Мустафа ещё чувствовал, как его за ноги куда‑то тащат, а потом потерял сознание.

Очнувшись, потрогал свою голову. Она была в чём‑то липком, неприятном на ощупь.

Мустафа руками прощупал вокруг себя. Понял, что находится в землянке.

– Кто здесь, – произнёс он, – кто тут есть?

Откуда‑то издалека услышал стон: монотонный, писклявый, словно пение над покойником.

Стало не по себе. Араб повернулся на бок, ещё раз пощупал голову. Она продолжала сильно болеть. Боясь вставать, начал ползти по направлению к стону. От движения голова разболелась ещё больше. Какие‑то яркие вспышки появились перед глазами, а потом всё исчезло.

Очнувшись во второй раз, он опять спросил:

– Кто здесь?

Но ответа уже не было.

Мустафа решил обползти всё помещение, ощупывал вокруг себя руками.

Когда ему стало казаться, что он ощущает своими пальцами чью‑то холодную руку, закричал громко. Подполз ближе, начал ощупывать тело, лицо. Он понял, это был Поль.

– Эй, Поль, очнись, – умолял Мустафа, – сходи за помощью…

Но Поль молчал. А сам Мустафа не сразу понял, о чём просил Поля. Помощи ждать было не от кого.

Если только нападавший не караулил Мустафу у входа в землянку.

Кое‑как поднявшись по земляным ступенькам, Мустафа увидел свет.

Его ослепило с такой силой, будто солнце было прямо перед лицом: горячее, обжигающее.

Он осмотрелся. Сел у входа в землянку. Переводил дух.

Решил, что обследует дом и вернётся за Полем, но как тащить его из землянки, не знал. Сил у самого было лишь на то, чтобы недолго ползти и поднимать руки‑ноги.

К дому добрался уже после полудня. Путь, который можно было преодолеть за пять минут, занял у Мустафы примерно 4 часа. Он полз, когда голова успокаивалась, а потом вновь ждал, пока боль пройдёт и полз опять. Если двигался во время сильного спазма, то терял сознание мгновенно.

Дверь в дом была открыта настежь. Он прислушался. Тишина. Подполз к зеркалу в коридоре, посмотрел в него и ужаснулся. Волосы застыли сосульками, комками. Лицо опухло, шея вздулась и посинела.

Опрокинув со стола, стоявшего рядом кувшин, смог в ладони набрать немного воды. Попил. Как приятно вода текла по пищеводу, как она заполняла желудок! Мустафа от удовольствия закрыл глаза. Несколько раз облизал языком высохшие губы.

– Ли‑ля‑я‑я, – позвал он громко, – Ли‑ля‑я‑я‑я‑я…

Никто не отозвался, Мустафа лежал, набираясь сил. Уже темнело, а он всё исследовал комнаты. Никого в них не было. Ближе к утру уснул. А потом его голову стали посещать страшные мысли.

Он думал, что Лилю всё‑таки выследили или люди Орловского, или его друг Али.

Утром сил было больше, и Мустафа уже не ползал, а понемногу ходил, но уставал быстро. Голова продолжала болеть. Мустафа договаривался с болью. Гладил себя по голове и шептал:

– Ну, ещё чуть‑чуть, ещё немного, и я отдохну.

Иногда получалось. К боли в голове добавилась ещё и тошнота: невыносимая, выворачивающая всё изнутри.

Так плохо Мустафе не было никогда. За всю жизнь впервые испытал такие муки.

Араб всегда был сильным, смелым. В детстве отличался от сверстников. Никогда не жаловался на раны, ссадины. Всегда терпел, стиснув зубы.

Когда Иван Григорьевич отдал ему новорожденную Мадину, впервые заплакал. А когда Мадина стала его женой, слёзы стали частыми. Он мог просто сидеть рядом и смотреть на неё спящую. Слёзы счастья текли рекой. Любовь настолько переполняла Мустафу, что он не стыдился этих слёз.

Мадина околдовала его чем‑то таким, чего не было в других женщинах. Мустафа пытался найти в других то, что было в Мадине. Он изменял жене, но не из‑за того, что не любил. Сравнивал, хотел найти причину такой сильной любви к своей жене. Не нашёл.

Больше всего его зацепила жена Поля. Молодая француженка Элен чем‑то напоминала Мадину, но всё равно была другой. Тонкая, гибкая она манила Мустафу своим телом, движениями. А как она танцевала!

Так заводила его танцем, что он не мог устоять.

Мустафа подарил ей красивую безбедную жизнь взамен на тело. Жена Поля не отказывалась от такой жизни. Её восьмилетняя дочь не помнила своего родного отца. И иногда за глаза называла папой Мустафу.

За шесть лет, что Элен ублажала араба, она ни разу не вспомнила о муже.

О тайной связи знала только Алима. Поначалу просила сына одуматься и соединить семью обратно. Но спорить с Мустафой было бесполезно. Всё было так, как хотел он сам.

Вот уже почти год Мустафа замечал Поля рядом со служанкой своей жены Мариам. И это его настораживало. Он ничего не предпринимал, но наблюдал и ждал…

Когда Лиля рассказала об отравлении Алимы, не поверил в причастность Мадины. И был даже очень уверен в том, что она ни при чём. Тут явно был замешан Поль и, возможно, Мариам. Но разузнать это всё араб хотел после того, как спрячет Лилю подальше от всех. А Поль даже под сильными истязаниями молчал и ни в чём не признавался.

Мустафа спустился в землянку. Долго пытался нащупать пульс у француза, прикладывал ухо к его груди. Сердце не билось. Кажется, Поль был мёртв.

Мустафа не стал хоронить его, сил копать могилу не было, оставил француза в землянке.

Впервые в жизни не знал, как ему поступить.

Решил вернуться домой. Когда забирался на лошадь, закружилась голова, и он упал. Лежал на земле и не мог встать. Голова стала тяжелее тела.

Собрав все свои силы, стиснув зубы как в детстве, всё‑таки забрался на скакуна. Верный Бруни бережно доставил хозяина домой.

Алима, увидев сына, упала в обморок. Слуги отнесли Мустафу в комнату Мадины.

Мадина плакала над мужем, просила прощения за то, что не разделила с ним горе, а выгнала.

– Из‑за этого Аллах наказал меня, он вернул мне тебя больного, чтобы я осознала, как плохо поступила. Я должна была вместе с тобой оплакивать маленького Мустафу, но я оступилась. Прости, Мустафа… – причитала Мадина.

Мустафа лежал на мягкой постели, сквозь опухшие глаза видел жену и был счастлив.

Головная боль уже не приносила столько страданий, тошнота уже не выворачивала внутренности.