А между нами снег. Том 2
К Зейдану помимо ненависти была и жалость. Мустафа очень любил своего покойного отца, и тот вряд ли поддержал бы сына.
– Отец, – Мустафа поднял руки к небу, – отец, укажи мне верную дорогу. Я запутался, я устал брести в темноте. Дай мне знак. Помоги мне, скажи, что я делаю не так? Ты учил стоять за себя насмерть любыми способами. Я стою, и смерть обходит меня стороной. Значит, ещё не пришёл мой срок. Значит, я ещё повоюю на этой грешной земле. Как мне быть с теми, кто должен отдать свою жизнь по справедливости? Они живучие шакалы, и их много…
Лиля не знала, куда везёт её Мустафа. Не знала, где теперь Зейдан. И в который раз решила, что будет плыть по течению, как жизнь диктует.
– Мустафа, – прошептала она еле слышно, – Мустафа, останови, мне плохо.
– Голову свесь и справляй свои нужды, – грубо ответил араб. – Да почаще справляй, пусть злой дух выходит из твоей плоти, иначе шайтана родишь, такого же, как мой братец.
Лиля подвинулась ближе к краю. Так и ехала почти всю дорогу, свесив голову.
Мустафа не придумал ничего другого, как отвезти Лилю к Элен.
Перед тем как подъехали к дому, в котором она жила, Мустафа схватил Лилю за плечи и произнёс:
– Ни слова о Поле, убью…
Лиля кивнула, натянула на голову платок.
– Душа моя, – пропел Мустафа и встал на колени перед молодой женщиной, – я привёз тебе несчастное существо. Она поживёт тут недолго. Ты лишь иногда присматривай за ней. Над бедной женщиной надругались, она не знает обидчика в лицо. А мне Аллах велит помогать всем на моём пути.
Элен взглянула на Лилю, поморщила лицо и произнесла по‑французски:
– Надругались, значит. Над такой замарашкой только и можно надругаться.
Лиля ничего не ответила.
– Элен, душа моя, ну что ты такое говоришь? Девушка знает французский в совершенстве. Негодяй похитил её и подстриг волосы. А девушка из хорошей семьи, воспитание достойное. Просто отец выгнал её с позором. А я подобрал.
– Дай тебе волю, ты превратишь мой дом в жилище нищих и прочих неприятных людишек. Я против твоей доброты. Больше никого ко мне не приводи. Моя дочь боится чужих людей. Только вчера о тебе вспоминала. Мама, мама, где же мой отец Мустафа?
Элен засмеялась, Лиля посмотрела в её глаза. На секунду их взгляды встретились. Глаза Элен были наполнены слезами. Но она очень быстро избавилась от них. Длинным шарфом прикрыла лицо, а рукой смахнула слёзы.
Видимо, Элен частенько так делала, потому как мужчина слёз не заметил.
– Мой бог, – прошептала Элен, обратившись к арабу, – ты останешься сегодня?
Она подошла к Мустафе, положила руки ему на плечи, что‑то шепнула на ухо. Тот заулыбался. Шепнул в ответ.
Лиля отвернулась. Ей было неприятно смотреть на этих милующихся.
Тошнота так быстро подступила к горлу, что Лиля даже не успела спросить, где можно уединиться, как всё из неё вышло.
– Боже, боже мой, Мустафа, – заголосила Элен. – Убери это всё поскорее, мне плохо, очень плохо.
Француженка одной рукой зажала нос, другой закрыла рот и побежала вглубь комнаты, путаясь в своём длинном одеянии.
Лиле было стыдно, настолько стыдно, что она расплакалась.
– Ничего, – успокаивал её Мустафа, – она на самом деле хорошая, просто брезгливая. Вы с ней подружитесь. Только помни о том, что я говорил. И ещё…
Мустафа помолчал, а потом продолжил:
– Ты будешь мне пересказывать свои с ней разговоры. Всё до единого слова. Я перестал доверять этой бестии.
Пленница опять кивнула, она теперь соглашалась с Мустафой всегда.
Впервые за много дней чувствовала себя человеком. Ей выделили большую комнату, обставленную по‑европейски. Внутреннее убранство напоминало дом мадам со шляпками.
Воспоминания нахлынули, набросились на Лилю. Сколько всего произошло после возвращения из Франции! Сколько всего… А потом наступила ночь, какая‑то непрекращающаяся, страшная и коварная. Вся жизнь во тьме. Лиля куталась в покрывало. Вспоминала…
Перед сном Элен дала ей какой‑то отвар, и Лилю перестало тошнить. Она даже забыла про это чувство. Поглаживала свой живот и спрашивала:
– Кто ты, мой маленький несчастный малыш? Увидишь ли ты когда‑нибудь своего брата? Ванечка, сынок, где же ты, мой малыш?
Это была самая спокойная ночь из всех предыдущих, самая долгая. Лиля проснулась около полудня от стука в дверь. В комнату вошла Элен и протянула кружку.
– Выпей ещё, нужно несколько раз, тогда не будет плохо. Мустафа ещё спит. Что‑то вас уморило. Очень прошу тебя в плохом состоянии пользоваться ванной комнатой. Очень прошу…
Лиля кивнула. Завязался какой‑то бессмысленный разговор.
– Как давно ты тут? – спросила Лиля.
Элен опустила голову, но Лиля опять заметила слёзы в её глазах. И таким же жестом, как вчера, француженка смахнула эти слёзы.
Лиле стало тревожно. Ей показалось, что Элен не так уж и счастлива с Мустафой.
– Я живу тут столько лет, сколько мне отпустил бог для жизни в этой стране. Не задавай лишних вопросов. Мустафа наверняка и тебя заставил за мной следить. Можешь и про слёзы мои рассказать. Мне совершенно всё равно, что ты наговоришь ему. Знаю, что он неспроста тебя сюда привёз. Мустафа жестокий, очень жестокий человек. Судя по тому, как ты выглядишь, он и с тобой обошёлся не очень хорошо. Он будет гореть в аду, – Элен опять смахнула слезу. – Вот заодно и проверю твою искренность. Ты как одуванчик выглядишь. Как росток впитываешь… Главное, потом не распыляй всё это. Сплетни не украшают приличную женщину.
Одуванчик… Лиля вспомнила Олега Павловича. А потом прислушалась к своему сердцу и поняла, что больше оно не трепещет при воспоминании об нём. Никто из мужчин не вызывал теперь в ней трепет. Каждый по‑своему обидел, каждый по‑своему заставил страдать.
Элен вышла, но вскоре вернулась с охапкой одежды. Небрежно бросила Лиле на кровать и сказала:
– Подбери себе платья. Не могу на тебя смотреть. Ты красивая, молодая, но тебя так уродует отсутствие волос и эти мужские шаровары.
Потом Элен принесла два парика.
– Надень понравившийся.
Лиля покачала головой, отказалась.
– Парик не надену…
