Анимус

Пространство кабинета Георгия не такое вычурное и педантичное, как в «убежище» Маттео: ряд стульев, обтянутых чёрной кожей, единственное, что можно назвать в этом круговороте странных вещей элегантным. Стены, выкрашенные в изумрудный цвет с хаотичными лимонными мазками на несущей конструкции здания, шторы фиалкового оттенка и аромат кофе с табаком. Творческие люди всегда казались мне до несуразности странными, но мне хотелось быть похожей на них: такой же свободной в своих действиях, не сдерживающей своих порывов и истинных желаний. Они словно были олицетворением страсти, пылкости этой жизни, всех ее противоречий и красот, собранных воедино. Не боящиеся быть странными, казаться легкомысленными и «не такими» для многих, они вызывали во мне гордость.

Георгий задумчиво смотрит на меня несколько секунд, выдерживая паузу, а после протягивает портсигар, в котором в ряд выстроены горчичного цвета фильтры – только в центре выраженный пробел. Я считаю нужным взять сигарету из одного и того же места, не желая нарушать слаженную схему.

Фильтр оказывается в тисках зубов, чирканье зажигалки и огонь, добытый с характерным звуком, который, стоит мне склониться ближе, заставляет кончик сигареты начать тлеть. Я благодарно киваю и выпускаю облако дыма. Кол, вбитый в грудь, начинает становиться мягче.

– Лето душное. Но в этом году даже оно периодически заставляет кровь стыть в венах. По этой причине я все ещё покупаю глинтвейн иногда. В тех местах, в меню которых он все ещё совестно присутствует, и не уйдёт никогда, ибо скоро начнётся осень. Бесконечный круговорот чего‑то важного.

Он улыбается. Так тепло и понимающе, словно хороший старый друг или отец, готовый в любой момент наградить ценным советом.

– Не странно делать то, что приносит счастье. Даже если хочется петь в центре города во весь голос. Честно признаться, трудно с чего‑то начать…

– Начните с главного.

Мне и самой приходится изобразить улыбку – такого рода поддержка всегда срабатывает. Психология.

– Знаю, что это сложно, что я не имею никакого права делать Вам больнее, не позволяя ране покрыться коркой, но я обещал, – качает головой, словно сожалея, а мне хочется забиться в истерике, извлекая одно сплошное «нет, нет, нет», чтобы оно превратилось в бесконечный поток, напоминающий грязную дождевую воду, бегущую вдоль тротуаров, вылизывая улицы от пыли и грязи.

Приходится изо всех сил выглядеть непринуждённой, пока Георгий копается в столе, выдвигая ящики, а мое сердце замирает в напряжении и ожидании чего‑то неизвестного. Извлекает конверт. Обыкновенный. Знакомая крафтовая бумага, шутливые сердечки, нарисованные от руки обычной гелиевой ручкой. Пепел сигареты падает на мои колени, обжигая и не успевая остыть в полёте, я теряюсь в пространстве и, кажется, повышаю вероятность потери сознания сидя, ощущая, как жарко становится в помещении. Хочется в порыве ненависти кричать, что он действительно не имел никакого права, а вместе с тем ненавидеть его. Даже после смерти он находит способ причинить мне боль, создавая иллюзию своего присутствия, словно сейчас включится свет и все в цветных колпаках выскочат из своих укрытий, заливисто крича «мы разыграли тебя!».

Маттео приготовил мне такой сюрприз однажды. В день моего рождения, который я так не любила. Помню, как не вспоминала о его существовании с 14 до 23 лет, пока не встретила его. Тогда пришлось вернуться, дав этому ещё один шанс.

– Что это? Вы правы, не нужно. Вы знаете.

– Он попросил передать Вам это. Сказал, что надеется на Ваше благоразумие. Что с его уходом упорства и желания жить станет еще больше, потому что Вы должна найти новый смысл. Понимаете, что это значит? Я не знаю, что в этом конверте, но уверен, что он поступил правильно. Как и всегда.

Хочется иронично улыбнуться, но скулы сводит. Желания жить станет больше? Как можно говорить со спокойствием серийного убийцы то, что причиняет столько боли внутри?

Споры лишь усиливают желание другого доказать обратное, поэтому, потушив дотлевшую сигарету и выкинув окурок в пепельницу, в которую попали несколько капель кофе, я подпихиваю коробки ближе к столу теперь нашего общего знакомого, прежде чем забрать конверт, ощущая, как он бьется током под моими пальцами. Хочется домой, либо сбежать от всех как можно дальше.

– Благодарю Вас, Георгий. Но не думаю, что Вам известно то, что я чувствую сейчас. Выкинуть конверт или вскрыть – только мое дело, – получилось менее доброжелательно, чем хотелось, но больше мы никогда не увидимся, а через год я не вспомню этого человека.

Он делает шаг в мою сторону и, словно одумавшись, замирает.

– Десять лет назад. Моя жена возвращается вечером домой. В метро на нее нападают грабители. Закончив, они толкают ее на рельсы, под колёса мчащегося поезда. Ее собирают по кускам и хоронят в закрытом гробу. Я не имею возможности в последний раз увидеть ее лицо. Вы действительно так считаете?

Я замираю, потому что шум крови в ушах своей силой перебивает громкость вороха мыслей. Откуда мне было знать? Машинально закидываю письмо из прошлого в сумку, надеясь забыть о нем раз и навсегда. Очередной день, наполненный вереницей событий, от которых хочется бежать. Говорят, что мертвые не пишут писем. Быть может, в этом есть доля правды, ведь отправляют они их весь отменно.

– Прощайте, Георгий.

– Мы еще увидимся.

Я не вникаю в смысл сказанных им напоследок слов. Просто выхожу из кабинета так, словно я только что вновь завоевала Вейнсберг, пока внутри все трещит по швам. Ещё немного и они треснут, окатывая все вокруг океаном тоски и неизвестности. Потому что меня словно ослепили, отняв будущее и с мясом вырвав часть настоящего. И теперь я вынуждена скитаться в темноте наощупь, все больше проваливаясь в пучину этой бездны.

 

10 июля 2012 г

Из дневника Вивьен

 

Аромат сваренного на кокосовом молоке кофе заполняет кухню. За окном ещё не успел загореться рассвет. Ноги мёрзнут от остывшего от солнечных лучей паркета. Приходится, поджав колени и целиком устроившись на стуле, обхватить чашку.

Конверт от моего мёртвого без пяти минут мужа покоится в кипе остальной почты, мозоля глаза. Почему я не выбросила его? Не могу ответить себе на этот вопрос. Люди так устроены. Прекрасные самоубийцы, причиняющиеся себе боль собственноручно, где вместо лезвия – чувства. Всегда хочется узнать то, чего знать не стоило бы.

Мы с самого детства ведём себя опрометчиво. Уверена, каждый из нас хоть раз в канон нового года пытался отыскать подарок, который вскоре должен был оказаться под ёлкой и произвести на нас неизгладимое впечатление. Мы выводили родителей на «чистую воду», не понимая, что сами лишаем себя частички необходимой каждому из нас веры в нечто сакральное и доброе. Взрослым сложнее, нежели детям, ведь у них это уже отняли, но, несмотря на несправедливость жизни, они продолжают находить в себе силы для того, чтобы подарить часть этой магии другому.