Анимус

Наверное, сейчас я была таким же ребёнком, потому что руки невольно потянулись к шероховатой поверхности конверта. Сердце вновь напомнило о себе приступами тахикардии, когда я стала распечатывать его, словно Маттео был где‑то рядом и наблюдал за мной со стороны, привычно усмехаясь.

Письмо – первое, что я увидела. Написанное на обычном тетрадном листе, без лишней бутафории. С его родным почерком и какими‑то цитатами, взятыми в кавычки и выделенными желтым. Будто мы были подростками, у которых только начинал зарождаться роман. Запретный и потаенный. За спинами у всех.

 

«Если ты читаешь это письмо, значит, Георгий действительно не только классный сотрудник, но и человек. Я знаю, как сильно виноват перед тобой. Не только за то, что, когда ты ждала от меня предложение руки и сердца, я преподнёс тебе свои похороны, но и за то, что скрыл это, помешанный на своём эгоистичном желании уберечь тебя от всего, что могло причинить тебе боль. Звучит донельзя иронично, не так ли, учитывая, что ещё большей боли я причинить не мог? Единственное, о чем я смею тебя просить: найди в себе силы простить меня однажды. Но перед этим я должен рассказать то, что ты имеешь полное право знать и слышать.

Помнишь, мы однажды ездили с тобой в тот небольшой городок в Италии? Орта‑Сан‑Джулио. Он больше напоминал потерянную деревушку на покатом боку горы, окружённой голубизной воды, но являлся едва ли не портовой точкой, откуда легко можно было добраться до любого места. Там была вкусная пицца, сохранившая свою классическую рецептуру, и в том месте ты бесконечно смеялась, мечтая однажды встретить там старость. Перед самым отъездом мы столкнулись с мужчиной. Ральф. Смуглое лицо, точенные черты лица, словно его выбили из камня, телосложение атлета и синева глаз такая же яркая, как и краски на его пальцах. Мой старший брат. Нас взяли вместе.

Мы часто ссорились с тобой, ты считала, что я прячу тебя от своей семьи, что ты не больше, чем мимолётный роман, но моя настоящая семья давно мертва. Мать‑наркоманка скончалась от того, что, абсолютно случайно, пустила себе в вену воздух, а отец с букетом расстройства личности сбежал, узнав о ее второй беременности, прежде чем его упекли в лечебницу. С семи лет я воспитывался в приюте. Не в России. Все, что он мог сделать для нас хорошее, так это добиться, чтобы мы стали воспитанниками детского дома в Италии. Вместе с Ральфом, конечно же. Поэтому позже нас депортировали, пользуясь гражданством отца. В Италии нет детских домов государственного типа, поэтому детство мы провели в «каза‑фамилья». Это небольшие сообщества, где обычно проживают 10–12 детей, а их воспитанники становятся им также близки, как отцы и матеря. Эти дома существуют на частном поприще и никем не финансируются.

Но однажды нам выпал счастливый билет и нас усыновили хорошие люди. Не знаю почему из всех они выбрали именно меня и моего брата‑сорванца, вечно находящегося в своих мыслях, ведь мы были куда менее расторопнее других детей, но эти люди подарили нам нечто прекрасное – детство. Они любили меня и сделали тем, кем я был рядом с тобой.

Будешь ненавидеть меня после этого? Быть может, правильно. Ведь я поступил бы также, идя на поводу своей импульсивности. Но я пишу все это не для того, чтобы причинить тебе ещё больше боли, надрывая твоё сердце, я хочу попросить тебя о вещи, которую ты воспримешь, как нечто безумное, боясь вылезти из своего укрытия и пошатнуть свой мирок. В конверте ты найдёшь билет, если ещё не нашла, в один конец. В наш городок, затерянный в тишине. Смени обстановку, научись танцевать, печь итальянскую Маргариту, познай искусство, возьмись за кисть и сделай то, что я не успел исполнить. Я – человек слова. Но впервые мне не удалось сдержать своё обещание, пусть и не по своей вине. Я знаю, что моя душа не сможет спать спокойно, терзаясь этим.

Ральф преподаёт историю живописи в университете. Его взяли, потому что у него необычайный взгляд и руки, сливающиеся с кистью в одно целое. Ты должна встретиться с ним. Я обещал ему выставку в нашей галерее. В городе вечных дождей и романтиков. Я знаю, что решение будет только за тобой, но на обратной стороне конверта ты сможешь найти адрес моей приемной семьи и контакты Ральфа. Если решишься. Пожалуйста, сделай правильный выбор.

М.

С бесконечной любовью»

 

Мне кажется, что я падаю. Несусь на бешеных скоростях навстречу стене, готовая вот‑вот разбиться о ее непоколебимую стойкость. Мало воздуха. Приходится распахнуть окна настежь, впуская какофонию шумов начавшего просыпаться города. Я была с человеком, о котором ничего не знала. Я любила образ мужчины, который за все это время не позволил мне пробраться в свою душу. Вместо слез – ярость. Ведь так умело лгал лишь он. Чертов сукин сын, который учтиво смотрел в мои глаза, пока Ральф сидел рядом, пристально смотря на меня. Воспоминания его слов о студентах, лекциях, Данте, гармонии цветов, живости экспозиции и мечты создать ещё один шедевр, вихрем проносятся в голове.

Я не помнила его лицо. Только то, что он произвёл на меня не лучшее впечатление зазнавшегося человека, не способного оценивать людей по достоинству. То, как он иронично приподнял брови и издал тягучее «о», когда я сказала, что не имею ничего общего с искусством. «То есть, Вивьен, Вы лишены чувства прекрасного? Не можете обличить подделку и не привыкли тратить своё время на блуждания в галерее, считая это пустой тратой времени?». Он молчаливо смеялся надо мной. Одними глазами, закуривая самокрутку. «Вы правы. Мне некогда заниматься этим, ведь если я не буду способна оказать человеку своевременную помощь, то некому будет „блуждать в галерее“. Вам так не кажется?». Ладонь Маттео накрыла мое колено, поглаживая открытый участок кожи большим пальцем. Он выглядел столь непринуждённо, позволяя хаму задавать бестактные вопросы, задевающие меня, пока незнакомый мне мужчина изглаживал взглядом изгибы моей шеи, словно, по возвращению домой, собирался перенести увиденное на холст.

Почему он так поступил? Билет в один конец и попытка построить новую жизнь? Разве возможно убежать от самой себя? Недостаточно сменить место жительства или обстановку, чтобы почувствовать облегчение. Жизнь постоянно подкидывает дилеммы, и ты сам должен решить, какой дорогой пойти.

Когда невидимые руки, душащиеся меня, едва ослабляют хватку, я возвращаюсь к столу. Переворачиваю конверт, на котором с обратной стороны действительно находятся контакты и адреса. Я злюсь на него и на то, что он вновь поступил нечестно по отношению ко мне. Поэтому, следуя своей врожденной импульсивности, хватаю телефон и набираю номер в WhatsApp. Я сомневаюсь, что он ответит мне в приложении, наверное, по этой причине руководствуюсь такой непоколебимой уверенностью.

С аватарки контакта на меня вновь смотрят пронзительные синие глаза, напоминающие глубокие воды Мирового океана. Несколько гудков. У него выраженные скулы и аккуратный нос с горбинкой, отчего он больше похож на грека, о которых Маттео однажды читал мне в мифологиях. Белоснежные волосы смотрятся странно, ярко контрастируя с его смуглой кожей. Взгляд гипнотизирует даже с фото, не позволяя уловить момент, когда пометка «вызов» сменяется не время отсчета продолжительности звонка.

– Мне нужен Ральф. Он может подойти? – практически теряюсь от неожиданности, но не позволяю себе с первых секунд упасть в грязь лицом, производя впечатление необразованной дурнушки, боящейся даже своей тени.

Секундное молчание.

– Для начала люди приветствуют друг друга – телефонный этикет. Ральф слушает. Чем я могу помочь, Вивьен?

От понимания, что он узнал меня спустя столько времени, позвоночник неприятно покалывает.