Банкет

Но если они что‑то и вносили, Дипломник, напротив, много чего не выносил, его иной раз выносили самого. Например, ему было трудно вынести безразличие Митюли к тому предмету, на котором он лежал. Дипломник, как поэт, слишком остро воспринимал действительность. И это порождало напряженку.

Патетический рывок Старшего Дипломника в сторону торшера повлек за собой грохот бутылок и всеобщий крик. Задетый за живое календарь повис в банкет оторванным конем. Стакан Бороды на торшере даже не шелохнулся.

– А как мы тихо умеем веселиться! – Борода извлек стакан и эффектно оприходовал. – В сущности, мы делаем одно дело. И умеем его делать хорошо.

– Митюля вовсе нам не Попутчик! А собака на сене… – упорствовал Дипломник.

Тея‑большая уловила определенный магнетизм и устала. Она продела руки под голову Митюли, чтобы передать эстафету Тее‑маленькой, а в это время у нее в руке был стакан, получилось, что голова Митюли плавно перекатилась со стакана на колени Теи‑маленькой и совершенно этого не заметила. Тея‑маленькая подвинулась поудобнее и что‑то воткнулось ей в бок.

– Здесь неубрано, – заметила она, – чья это квартира?

– С утра была твоя, а теперь наша. Прошло столько лет, как победила революция, категории мышления пора бы сменить…

– Ах, ваша… Вы теперь и убирайтесь… убирайте…

– Я пропускаю тур, – молвила Тея‑большая.

– Никто не хотел убирать! – процитировал Борода, любивший кино.

– А что там? На диване может быть что‑то, что долго убирать?

– Ладно, я уберу! Набросились на девушку, – Е. Бучкиц встал с места и выбрал ориентир.

– Ну что там, что там?

– Бутылка, – скромно сказал Е. Бучкиц. – Непочатая…

– Оооо… Аааа… – взревело благородное собрание.

– В то самое время, как у нас час назад произошел последний разлив…

– Тихо, – отчеканил Борода. – Я настаиваю, чтобы профессура удалилась.

– Мы удаляемся, – сказал Рэм.

Остальные хранили вежливый нейтралитет.

– Зачем? – вызывающе подал голос Старший Дипломник. – Зачем так игнорировать мнение коллектива? Времена уравниловки прошли. Каждый теперь личность…

– Надо сходить домой, – молвил Борода. – Узнать…

– Что нового можно узнать дома? Это не банкет. Там ничего не происходит.

– Там, где нас нет, ничего не происходит.

Рэм и Борода покинули банкет по семейным обстоятельствам.

Змей, Е. Бучкиц, Комбрат, Дипломник и Тейки осуществили генеральный разлив. Проснулся Митюля и поспел к финалу.

– Я пропускаю тур, – молвила Тея‑большая.

– Как вы тут без меня? – встревожился Митюля.

– А мы тебе оставили штрафную, – улыбнулась Тея‑маленькая.

– Сюсюканье, – сухо отметил Дипломник.

– Вот это жизнь, – прижмурился Митюля, – вот это счастье.

Он знал, что в любой компании он на особом положении потерпевшего… И только один человек за всю вахту не сказал ни слова: Та, Которая Зашла Покурить. Она могла бы многое сказать о том, какую роль играет в жизни трех присутствующих тут мужчин, о том, какие глаза у товарищ Зеленой, когда та просекает эту роль, и о том, насколько далеко все это от стажировки в немецком городе Дрездене. Но она же загадка – Та, Которая зашла покурить. И когда она зашла, и когда ушла, а тем более с кем – не мог просечь никто.

Было как‑то не до этого.

 

Родопи и работа

 

Как ни удивительно, но на другой же день все пришли на работу. Около девяти почти все были на местах. Многолетняя привычка к порядку. Необходимо чередовать. Без чередования не будет периодичности. Будет просто перманентность.

Борода Эпикуреец пришел на работу, чтобы работать. Он прямо так и сказал: «Придется поработать». Но народ был и без того подавлен. Придраться было не к кому: на месте не было Попутчика, а как придерешься к тому, чего нет? Не было и того, кто мог придраться. Не было Кондора.

Появился скучный подтянутый Рэм, как всегда в костюме, в белом плаще. Он прошел к себе, задевая плафоны баскетбольной вершиной. Очень деловой, с большой сумкой. С сумкой пришел, с сумкой ушел… Все смотрели на сумку, полная или пустая. Все смотрели, все слушали: не брякает ли? Но никто ничего не сказал. Все были деловые.

Выдали новые перья. Их долго ждали для диссеров, курсовых, для договоров и наглядной агитации в лаборатории.

– Хорошие перья, – сказал Борода, – такими перьями даже алкоголик проведет прямую линию. Я выдам всем желающим провести линию.

Желающих не было. Зазвонил телефон, и кое‑кто невольно вжал голову в плечи. Это обычное явление на другой день.

– Да, – гордо сказал Эпикуреец. – Не можете дозвониться? А я вам вот что посоветую. Вы перезвоните мне по такому‑то телефону, это будет патентный отдел… Все выясним.

Все были поражены.

– Ты, Борода, сидишь здесь и хочешь, чтоб тебе звонили на патентный? – Змей попытался внести ясность.

– Да, – подтвердил Борода.

– Так еще ж труднее будет дозвониться!

– Именно. – И вышел.

Облегченно вздохнули: значит, он пошел к патентоведам. А то они, чего доброго, начнут бегать сюда и звать к телефону… Но Борода пошел не туда, а вернувшись, положил на вид.

И была это пачка «Родопи». Все поняли, что Борода в режиме. Потому что надо работать. Чтобы хорошо работать, надо перекурить. А так – ни «Родопи», ни работы. Невозможно сосредоточиться.

Перекурили, сосредоточились, вошли в режим. Только пошел процесс, как опять телефон. Кто первый сказал, что нужен телефон в лаборатории?

Секретарша Шефа вызывала к телефону начальника лаборатории. А если начальник, то есть Кондор, где‑то парил – там, где не ступала нога? А если главного нет, так идите сами. Шеф явно в режиме.

«Раз в столетие с визитом прилетала птица‑боинг.