Бездна

– Ну, это уж чересчур! – оторвался от окна Артём, сжимая кулаки.

Стаська, вцепилась в него клещом и заскулила от страха, что он бросится в драку с этими мерзавцами. Каким бы сильным он не был, их много! У них лопаты, цепи, а может, и ещё что, спрятанное. Как насядут скопом! А труп закопают – и шито‑крыто, никто не найдёт, ничего не докажешь! Никого не опознаешь! Мало того, что в темноте лица плохо видны, но они ещё и раскрашены. Умылся – стал другим человеком.

– Ты, Тёмыч, не горячись, – схватил его за другой рукав Колян. – Не гони коней, посмотрим, что дальше будет. Слышь, а что такое инициация, а?

– Посвящение, – раздражённо сплюнул взбешённый приятель. – Ритуал такой.

– А‑а, – понимающе протянул нефор. – Вроде испытания. Прошёл – стал настоящим готом? И чё, это для всех обязательно?

Артём брезгливо поморщился:

– По‑моему, этот косматый жлоб просто выёживается, – друзья сразу поняли, что он имеет в виду главаря‑оратора, который, видимо, и организовал ночное мероприятие. Но ради чего? – Цену себе набивает! Под масонов косит! Мол, у нас всё самого высшего разряда!

– Типа: тайное общество, – оскалился Колян. – Может, и расписываться кровью будут? И ручку своему гуру лобызать?

– Ага, – согласился приятель, – скорее, задницу.

Стаська слушала шипение друзей затылком, не отрываясь от окна, как загипнотизированная. «Жлоб» склонился над поникшей головой девушкой, стоящей рядом с ним, и что‑то ей тихо говорил. Не грозно, не устрашающе, а будто бы даже ласково. Но у наблюдательницы от одного вида такой «ласковости» мурашки бежали по спине. Да и девушка‑адептка, слушала покровителя без особого восторга, но покорно, не поднимая головы, обречённо кивая в знак согласия.

Тем временем усилия землекопов увенчались успехом: тяжёлый деревянный крест покачнулся, завалился на бок и упал бы, если бы его не подхватили. Вожак оглянулся на вскрик, подошёл к ним. Гробокопатели ему что‑то объясняли, тыча в полуразрытый холмик, но тот нетерпеливо отмахивался, настаивая на своём. Впрочем, они особо не перечили и, согнувшись в три погибели, потащили неподъёмный крест волоком, укладывая его плашмя на расковырянной и притоптанной могиле. А главный распорядитель инициации вновь повернулся к своей «аудитории»:

– Стать тру‑готом – великая честь! – патетически провозгласил он, обводя взглядом собравшихся, дабы убедиться, что все прониклись исключительностью момента. – Но рождение в новом качестве невозможно без умирания старого! Освободиться от прошлых понятий, предрассудков, отринуть навязанные жизненные привычки возможно только через их погребение!

– Они чё, хоронить кого с‑с‑собрались? – у Коляна с перепугу стал заплетаться язык, хотя праздновать труса парень не желал и во всю хорохорился, вот только спотыкающиеся слова его выдавали. – А г‑где покойник? Или они щас на месте резню устроят?

Ответа соратников он не дождался, те замерли, уткнувшись носами в окна, как заколдованные, может, и не слышали его вопросов.

– Смерть моральная, – продолжал голосить оратор, – несравненно выше и почётнее для инициации! Уровень посвящённого сразу поднимается на несколько ступеней и делает его равным тем, кто стоял у истока сакрального знания!

– Что за хрень, – выдавил из себя Артём, у которого уже звенело в ушах от гипнотического бреда. А главарь, похоже, того и добивался: лишить зелёных юнцов способности самостоятельного анализа ситуации и заставить слепо выполнять навязанные инструкции. Запрограммировать можно что угодно, уж кто‑кто, а дипломированный специалист по компьютерным технологиям это знал как дважды два. Работа у него такая. Он потёр рукой вдруг вспотевший лоб, и решил досмотреть спектакль. К чему клонит кладбищенский гуру, понять было невозможно, но дельце попахивало чем‑то нехорошим. Чем? Фантазия повидавшего виды парня сдавалась, буксуя на ровном месте. Он поглядел на Стаську. Подруга молча уставилась на горлопана, стиснув зубы и так сдавив побелевшими пальцами подоконник, словно стремилась проткнуть его насквозь. На лице застыло выражение злости (к счастью!), а не страха.

Кажется, Артём что‑то пропустил из витиеватой речи оратора, охмуряющего слушателей. Но ухватил главное:

– … лишиться девственности на могиле – акт высочайшего отречения от оков обывательского мира с его пошлыми представлениями о морали, – рука оратора крылом взлетела над головами внимающих слушателей, символически улетая в иные сферы. – Это шаг к рождению независимого сознания, не ограниченного надуманными запретами, банальными правилами. Это приобщение к высокой духовности, в которой главное – свобода личности, свобода самовыражения!

У друзей синхронно отпала челюсть и зависла в невесомости. Вот уж этого они никак не ожидали. Может, они не так поняли? Может, их грубое воображение не сумело постичь тонкость иносказания, так сказать, нестандартность метафоры? Они затаили дыхание, боясь шевельнуться и пропустить материализацию этой самой «метафоры».

Тем временем блудливый поток перестал сыпать словесную шелуху. То ли иссякло вдохновение, то ли наступило время переходить от теории к практике. А девица, стоящая рядом с краснобаем, принялась раздеваться. Челюсти друзей рванулись было дезертировать ниже подоконника, но хозяева бдительно вернули паникёров на законное место, заодно подстегнув раскисшее самообладание.

Артём резко отпрянул от окна, скрипнув зубами:

– Ах ты, скотина! Ну, всё! – развернулся на выход. Ясно было, что наблюдать со стороны это безобразие он не собирался.

– Погоди! Я с тобой! – решительно заявил нефор.

– И я! – боевая подруга потому и зовётся боевой, что плечом к плечу встаёт против врага.

Артём зашарил рукой у стены, куда Колян бросил арматуру, чтоб не с голыми руками гонять придурков.

– Извращенец! – с ненавистью шипела Стаська, натягивая на ноги ещё не просохшие носки, чтобы обуться.

– Похотливый козёл! – мнение Коляна о главаре было абсолютно солидарным, только формулировкой отличалось.

Роющийся в тёмном углу друг согласно откликнулся:

– Ага, но не просто похабство своё тешит, а ещё и при зрителях!

– А знаешь, – осенило нефора, – давай им устроим!

– Чего? – не поняла Стаська.

А Колян уже загорелся идеей, быстренько слетал на кухню и бросил в руки друзьям плащи.

– Зачем? – Артём подумал, что эти хламиды будут только мешать, сковывать движения, размахнёшься арматурой – запутаешься.

Но затейник самодовольно потирал руки, предвкушая задуманный переполох:

– Они ж, стервецы, могилы роют для общения с потусторонним миром. Вот мы и явимся…

– Из него самого? – дошла задумка и до Артёма. – На испуг возьмём? – он уже запахивал на груди маскировочный плащ, нахлобучивал капюшон, Стаська расправляла на его макушке колпак, чтоб торчал углом, как у Ку‑клус‑клана, и тоже принялась облачаться по примеру друга.