Бездна

Колян недовольно сопел, ковыряя носком берца песок и стиснув зубы. Показывать свою обиду не хотелось. Скользкий уж. Хитро́ извернулся! Прямого оскорбления не было. Но сказал как‑то так, что ему вдруг стало совестно за свой прикид, за дурацкий гребень на голове. Дескать нормальный человек, у которого мозги на месте, так себя уродовать не станет. Ещё и лыбится, гад. Даже подмигнул: мол, мы‑то современные люди, понимаем, что внешний облик – всего лишь демонстрация неординарности, исключительности внутреннего я.

– Вот вы говорите, что ваше время быстротечнее нашего, – Артёма обуревало любопытство, и он выпытывал подробности не столько предметного характера (о них гости сказали: всё, как у вас, так что интереса не вызывали), сколько особенностей восприятия, ощущений, – а как вы понимаете, что оно быстрее? У меня, например, один день пролетает незаметно (вроде, только начался, а уже темнеет), другой же тянется, тянется, словно год. Я только по часам определяю время. Так ведь ваши часы тоже бегут быстрее, и разницы не определить.

Альберта вопрос в тупик не поставил, однако карты раскрывать он не спешил. Поднял прутик, стал мелко ломать его, нагнетая интригу, а заодно сортируя в уме варианты, и, только бросив крошево в огонь, ответил:

– А очень просто. Мы бреемся реже. Вы, юноша, каждое утро трудитесь над своим лицом? А я – раз через двое суток, – он провёл ладонью по подбородку, и, не ощутив гладкости, ухмыльнулся: – Наступающее утро станет исключением. Но это даже хорошо.

Такой простой ответ озадачил Артёма и мало внёс ясности, но быть назойливым с малознакомым человеком было равносильно наглости. Он озадаченно потёр свою щетину (брился ещё дома, до приезда, а на рыбалку – смысла не было), неопределённо протянул, опираясь рукой о бревно: «Н‑да» и наткнулся на зеркальце, поднёс к лицу. Хорош! Ничего не скажешь. Леший пенёк.

Колян злорадно оскалился:

– Любуешься? Красове́ц, одно слово!

– Иди ты! – разозлился Артём. – На себя погляди!

– И погляжу! – вырвал зеркальце, отставил подальше руку, корча рожи своему отражению. – Не Ален Делон. Но тоже ничего. Для нашей местности сойдёт.

У Стаськи похолодело внутри. Она смотрела на гостей‑двойников, сидящих напротив. Какое‑то неосознанное беспокойство не давало ей расслабиться, отвести глаза. А возникло оно с того момента, как она поймала на себе странный взгляд этих женщин. Если бы они не поспешили его отвести и спрятать вспыхнувший алчный огонёк, она, может, и не придала бы ему значения. С тех пор они избегали прямо на неё смотреть, только вскользь, и от этого её тревога ещё сильнее разрасталась. А вот теперь, когда нефор кривлялся перед зеркалом, с тем же самым хищным выражением на него смотрел художник. Женщины же опустили глаза в землю, но довольно улыбались. Происходило что‑то непонятное, и, кажется, кроме неё, никто ничего не замечал.

И тут в небо с оглушительным карканьем и беспорядочным хлопаньем крыльев взвилось вороньё. Целая туча. До сих пор никто не заметил эту огромную стаю. Птицы прятались в густых кронах деревьев и вели себя тихо, сливаясь с темнотой. В которой ни черта не разглядишь. И откуда столько взялось! Видно, слетелись со всей округи. Может, они облюбовали этот остров для ночных стоянок? Или их привлекло намечающееся захоронение, и они выжидали, не перепадёт ли на их долю какая пожива?

Ребята вздрогнули так, словно каркающая лавина бросилась прямо на них, девушки взвизгнули, вцепившись друг в друга, парни выругались, нефор сгоряча – нецензурно и вскочил с бревна, уронив зеркальце и не заметив, а пока вертел задранной головой, наступил на него. Под тяжёлой рифлёной подошвой оно жалобно тренькнуло и впечаталось осколками в землю. Содержимое берца трагично всхлипнуло над его безвременной кончиной.

Все глаза поднялись вверх, где кружились, как тучи пепла, горластые падальщики, постепенно редея и уносясь в разные стороны. А небо… небо было мутно‑голубым. Солнечные лучи ещё не дотянулись до вершин деревьев, но уже ощутимо давали о себе знать.

– Светает, – удивлённо протянула Стаська. Неужели они за ночными разборками и потрясениями не заметили, как промчалось время?

– Странно, – в тон ей пробормотал Артём, с недоумением разглядывая небесный свод, – я думал, сейчас часа три и столько же ещё ждать рассвет.

Инна молча дёрнула новоявленную подругу за рукав, кивнув на гостей. Те со счастливыми лицами переглядывались и о чём‑то шептались. Никакого беспокойства по поводу того, что их занесло невесть куда и как теперь выбираться домой, они не обнаруживали. А вот Стаську снова кольнуло дурное предчувствие. Готка рядом с ней тоже сжалась в комочек, видать, подозрительность её грызла не меньшая.

– Вот и хорошо! – возрадовался нефор, вдавливая зеркальные осколки в землю и растирая подошвой. Извиняться перед Стеллой за испорченную вещь он и не подумал, посчитав владелицей безделушки Стаську, а она своя, не обижается. – Неча тут зады просиживать и комарьё кормить! Пора вещички собирать – и домой! – на последнее восклицание художник усмехнулся и расправил плечи.

Более совестливый Артём, которому доводилось бывать в аналогичной ситуации, забеспокоился, глядя на троицу напротив:

– А как же вы? Вам ведь тоже надо вернуться… Даже не знаю, чем мы можем помочь, – парень чувствовал себя виноватым (и всё из‑за дурацких шуточек нефора!) и испытывал явное смущение. – А хотите с нами? Здесь недалеко. Потом что‑нибудь придумаем.

Альберт довольно потянулся, как сытый кот, и озарил его торжествующей улыбкой победителя:

– Да мы, собственно, и так дома, – картинным жестом обвёл поляну, и закончил: – А вам, я думаю, туда теперь уже не попасть.

Романтики рыбалки и ночных приключений от такого заявления совсем опешили, из открытых ртов не вылетело ни звука. Колян шлёпнулся на бревно и, заикаясь, выдавил:

– Ч‑чего?

Художник невозмутимо констатировал:

– Ночь сократилась вдвое. Разве вы не заметили?

 

Глава 3

Доноры и реципиенты

Солнце с непривычным проворством прокладывало дорогу к зениту, обгоняя воображение одураченной компании островитян. Сама же компания, нахохлившись, внимала объяснениям экскурсоводов. Ну да, как выяснилось, гости и хозяева поменялись местами. Причём чужие, явившись в параллельный мир, осознанно подводили старожилов к перемещению (в отличие от самих ребят, без задней мысли, под шуточки, обеспечивших гостям посадочную площадку), зная, чем оно им обернётся.