Близкие. Роман в рассказах о настоящих нелюдях

Маша даже разозлиться как следует не могла. Она привыкла слушать бесконечные рассказы подружки о её приключениях и похождениях. Прикрывать перед родителями, регулярно с очень честными глазами рассказывать тёть‑Лене и Дядь‑Коле, что Светка, да, ночевала у неё, а завтра они после уроков идут в библиотеку, к экзаменам готовиться надо, вы же понимаете. Светкины родители всё понимали, но уличать во лжи такую милую, хорошую Машу, не хотели. Маша правда была хорошей девочкой, и хорошей подругой. В конце концов, парней много, а Светка у неё одна. Так что теперь она выслушивала взволнованные Светкины монологи о её безумной, и конечно, безнадёжно невзаимной, любви. О том, какой Димка необыкновенный и загадочный (Маша с готовностью соглашалась). О том, как Светка боится, что не подходит ему, такому… Тут подруга запиналась, подыскивая слово, – «Интеллигентному!» – каждый раз с облегчением вспоминала она. Светка тоже всё про себя понимала. Она даже пробовала и правда начать ходить в библиотеку, но каждый раз помирала там от скуки в первые полчаса. Пыталась брать у Маши книги (те, которые упоминал в разговоре Димка) и читать их дома, но длинные бегущие строки убаюкивали её раньше, чем ей удавалось заинтересоваться сюжетом. А потом кто‑нибудь звонил и куда‑нибудь звал. «Не умеющего читать» Виталика Светка отлично понимала. А Димку – нет. Наверное, поэтому он и казался ей таким прекрасным и недоступным.

 

Страдала подруга целый месяц. Маша терпеливо гладила её по голове, успокаивала, ходила с ней по окрестным кафешкам – заедать тоску пирожными. И слушала, слушала, слушала.

К маю Светке страдать надоело. Она с лёгкостью (словно и не питалась целый месяц одними эклерами) влезла в любимую кожаную юбку, накрасилась ещё ярче, чем обычно и пошла в атаку. Атака оказалась успешной настолько, что оторопела даже сама Светка. Загадочный интеллигентный Димка пал к её ногам, как подкошенный. Он даже не успел поинтересоваться, читала ли его возлюбленная «Властелина колец».

 

«А мне не надо, не надо мне», – шептала Маша, до крови кусая и без того обкусанные, потрескавшиеся губы. Она искренне радовалась за подругу. За этот месяц она привыкла воспринимать Светкину любовь, как свою. И за Димку тоже радовалась – вон он какой счастливый ходит.

 

В августе Светка поехала с родителями на море и там чуть не утонула. Она взахлёб рассказывала об этом осенью. Рассказывала с искренним восторгом, потому что спас её офигенный загорелый блондин. «С голубыми глазами!», – добавляла Светка, как будто это было самым главным. И сейчас они вовсю встречались. Блондин, хоть и выглядел взрослым и крутым, оказался одиннадцатиклассником с какой‑то богом забытой окраины их города. Светке даже подарков от него не надо было, хватало голубых глаз и остатков летнего загара.

Димка тоже вернулся – с бабкиной дачи. Ходил грустный, ещё более молчаливый, чем раньше. К Светке не подходил. Только смотрел иногда как побитая собака. Светка этих взглядов не замечала, их вообще видела только Маша. А Димка знал, что Маша видит. Иногда ему нестерпимо хотелось поговорить с кем‑нибудь о Светке, с кем‑нибудь, кто всё понимает, и никому больше не разболтает. С кем‑нибудь хорошим и умным. У Маши такие умные глаза. И волосы, как он только раньше не замечал, такие чудесные рыжие волосы. И не красится она совсем, в отличие от этой вертихвостки Светки. Маша настоящая, и такая близкая.

 

В октябре Димка полез целоваться. Они сидели на набережной. Мимо плыла огромная холодная река. Реке не было дела до каких‑то подростков, торчащих на берегу. Дул пронизывающий осенний ветер. Он уже давно сдул с набережной всех любителей осенних прогулок. А Димка всё говорил и говорил. Встать и уйти Маше было неловко. Димка по‑прежнему был ей симпатичен, не хотелось обижать его, и так уже обиженного. Но молчаливым он нравился ей больше. Маша ёрзала на холодной лавочке и смотрела на реку. И тут он внезапно её обнял. Неприятно скрипнула о куртку куртка. Маша удивлённо повернула голову и увидела его лицо. Слишком близко, ближе, чем надо. Ещё летом Маша умерла бы от счастья, если бы… Ещё весной она умерла бы – лишь бы… Хоть раз. Хоть во сне. Но сейчас Маша поняла: ещё секунда – и её поцелует Светка. Прямо из глубины Димки. Ярко накрашенными кроваво‑красными губами. Следы от этой её помады вечно остаются на чашках, стаканах, летом вот подолгу оставались на Димке. Словно печать. Маша вздрогнула и слегка отпихнула парня. Мягко, но отчётливо. «Не надо, не надо мне, Димочка», – тихо сказала она.

И так жалко его стало. До слёз.

 

Ты просто космос

 

Сначала Димкиным отцом, как положено, был космонавт. Он летал где‑то в далёком бархатном космосе и иногда присылал на землю подарки. «Сбрасывал», – думал Димка и с восхищённым ужасом всматривался в серенькое городское небо. Днём небо почти всегда было абсолютно непримечательным, а вот ночью… Ночью всё было видно! Он проступал сквозь скучное серо‑голубое пространство – сначала тёмно‑синий, потом чёрный, с проблесками ледяных звёзд… Космос! И где‑то там, между этих звёзд летает папа. Димка всегда представлял себе папу в скафандре, но почему‑то без ракеты. Раскинув руки папа летел в тёмном и одновременно сияющем небе и иногда ловко огибал звёзды. Димке даже в голову не приходил вопрос: почему папа не возвращается. Разве можно вернуться из космоса! Лично он, например, ни за что бы не вернулся.

 

Димка папу понимал и одобрял. Прощал ему простенькие, совсем не космические подарки. Всякой звёздной всячины в космосе полно, а ты поди найди там жёлтую пластиковую машинку, которая продаётся в соседнем универмаге. Папа всегда находил. Машинку, резиновый – сразу двух несочетаемых цветов – мяч, металлический конструктор из палочек с дырочками. Иногда среди звёзд найти удавалось только шоколадку. Но это ничего, космическая шоколадка всегда была вкуснее обыкновенной, земной. Димка ел её долго, на целую неделю мог растянуть. А когда предлагал кусочек маме, она всегда почему‑то отказывалась, и кажется, на Димку злилась. «Сам ешь!» – говорила она и уходила на кухню.

 

Первый раз Димка посидел с минуту на диване, совершенно растерянный, и пошёл за ней. Прямо так, с шоколадкой в руке. Он никак не мог понять, почему добрая тёплая мама вдруг стала такой холодной и злой. Наверное, это он, Димка, сделал что‑то не так, обидел её. Мама стояла возле кухонного стола, смотрела в окно и смеялась, вздрагивая всем телом. Димка тоже засмеялся – от облегчения и радости. Она не обиделась! Сразу стало так легко и спокойно. Мама обернулась. Лицо у неё было мокрое и злое. «Плакала», – с запоздалым ужасом подумал Димка.

Тот день был плохой. Даже папин космический подарок не помогал. Мама впервые громко и зло накричала на Димку, обозвала его бесчувственным, ледяным. И ещё сказала, что он весь в отца. Но сказала так, как будто было в этом что‑то плохое. До самого ужина мама с Димкой не разговаривала, а он сидел в своей комнате и изо всех сил думал. Думал, как ему жалко маму, думал, что же такое он всё‑таки сделал и не заметил. Думал: как же здорово, что он весь в отца! К вечеру Димка совсем уже успокоился и увлечённо представлял, что вырастет и тоже улетит в космос. Будет там летать, летать… И может быть, даже встретит папу.