Блондинка и Серый волк
– Мы уйдем, вот только… – маг явно сомневался. – Обещайте, ваша светлость, что если что‑то увидите или услышите – обязательно сообщите мне лично.
– Ага, непременно отправлюсь на розыски.
– Нет, зачем же так сложно, помилуйте, – маг снял с шеи кожаный тонкий шнурок с массивной подвеской и фиолетовым камнем в ней. – Вот вам артефакт связи. Достаточно взять камень в левую руку и произнести мое имя. Я сразу отвечу. Договорились?
– Договорились, – нехотя ответила Агата, догадываясь, что маг этот вовсе не прост и в покое ее не оставит. И чего ему от нее нужно, скажите на милость?
Маг положил на стол свой артефакт – рядом с чашками, вздохнул, заглянул зачем‑то в чайник и ушел. За ним ушли и “лесорубы”. Агата попыталась выползти следом из‑под одеяла, но была крепко схвачена сильными цепкими руками и вжата в подушки. Волк все же не внял предупреждению и даже попытался прижаться к ее губам своим ртом. Фу. Зубы он явно не чистил очень давно.
Девушка глупца жалеть не стала, мигом применив излюбленный женский прием самозащиты – удар между ног коленом. Волк взвыл и скрючился на постели.
Агата же совершенно спокойно, не обращая на ущербного ни малейшего внимания, принялась натягивать штаны, футболку и ботинки, а потом тоже заглянула в чайник и чашки. Чайник был девственно пуст. В чашках – остатки какой‑то бурой жидкости.
– Эй, убогий, тут пожрать есть чего? – деловито спросила девушка.
– А я почем знаю? – морф наконец относительно пришел в себя, завернулся в простыню наподобие греческой тоги и теперь заглядывал через плечо Агате.
Был он, как она и подозревала, очень молод. А еще лохмат, крайне небрит и отчего‑то почесывался. Борода росла у него какими‑то клочками, волосы над верхней губой местами кудрявились. Смешной такой оборотень, обнять бы и плакать.
– А одежда твоя где?
– Нету у меня одежды. Я три года вот так… на четырех лапах бегал.
– О! Идейный?
– Проклятый, дорогая моя ведьма, цинично и безжалостно проклятый своей любимой невестой.
– Ты залез ей под юбку без спроса? – хмыкнула Агата, нагло копаясь на полке и с радостью обнаруживая там деревянную кадку меда и мешочек с травяным чаем.
– Если бы. Берег ее, дуру. А она меня вот так…
– А я тебе зачем?
– Бабка Алена сказала… – волк замялся, а Агата резко выпрямилась, гневно сверкнув глазами. – Она много всего о тебе говорила, всего не упомню. Ну, в общем, мне надо было тебя укусить. И поиметь. Или сначала поиметь, потом укусить. Не помню.
– В волчьем обличье? – ледяным тоном уточнила девушка.
– Ну‑у‑у…
– Извращенцы!
– Но ведь я же не сделал тебе ничего дурного, – рявкнул морф, резво отскакивая в сторону.
– Не смог потому что.
– Да.
– Бабка Алена, значит, сказала, – зловеще пробормотала девушка. – Ну‑ну.
– Да нет, – заюлил морф, спуская простыню на бедра и якобы случайно демонстрируя Агате поросшие бурой шерстью грудные мышцы и кубики живота. Сложен он был очень неплохо, Агата это сразу заметила. – Не обязательно тебя. Любую невинную девицу.
– Невинную? – тигрица хмыкнула, пробуя пальцем мед и совершенно не замечая, как жадно пялится на нее волк. – Вот облом, малыш. Невинностью тут даже не пахнет.
– Мужиком от тебя тоже не пахнет, девонька – обиженно пробурчал парень. – Слушай, там за домом есть колодец. Давай я воды принесу? Чайник поставим, а? Жрать охота.
– Неси. И печь топи. У меня есть хлеб.
6. О личной жизни
Мужиком от нее, значит, не пахнет? Вот сейчас обидно. В первую очередь потому, что с личной жизнью у Агаты были проблемы, и серьезные. Просто проблемищи.
Хотя… может, парень и прав. Мужиком там и не пахло. Сколько раз говорила уже себе молодая тигрица: им нужно было оставаться только друзьями. Но оборотни очень темпераментны. И этот великий ведун, а на деле – огромный засранец, позволил ей перейти эту грань. Как всего лишь позволил Агате любить себя. Девственница, соблазнившая мужика, старше ее на четырнадцать лет? Это все про нее, про Агату. Что поделаешь – похотливая кошка, как Пашка ее называл. А она не жалела. Он был отличным учителем, другом, предметом ее обожания. Только вот… сам ее не любил – совершенно. Она для него была чем‑то вроде домашнего питомца, и не больше. Всегда это знала, но тошно от этого стало недавно. И вспоминать не хотелось, а вспомнилось. Но плакать Агата не будет, а уж о том мужике, что не пахнет – тем более. Все закончилось. Ее поступление в Академию не было просто бегством, это была жирная точка, конец. Кстати…
– Слушай, а как я тут вообще оказалась, в избушке вот в этой? Я шла на мельницу, по этой дурацкой бабкиной карте, потом просто случайно увидела дым. И пошла. А тут ты… Как так‑то?
Он усмехнулся, явно самодовольно.
– У карты этой есть свой секрет. Магия. Бабкино личное произведение. Она сама все тропинки ведет куда надо. Даже если бы захотела вернуться обратно – сюда бы пришла. На карту смотреть и не надо, все равно не заблудишься.
– Погоди, она мне что‑то там про мельницу наплела, и про таверну, и про весь маршрут. Куда теперь двигать‑то?
Волк опасливо взглянул на нее и на всякий случай отодвинулся.
– Говори давай. Я ведь не только расколдовывать умею. Но и обратно отлично. А там… кто знает, не заржавела ли у тебя оборачивалка твоя, хочешь проверить?
– Ну… скажи‑ка, она заплатила тебе?
– Да, все, как и обещала. Я работаю, знаешь ли, по предоплате.
– Покажи.
Агата ровно секунду подумала, взвесила силы: бояться ей было нечего совершенно. Достала из кармана штанов свои золотые монеты.
Волк присвистнул, прищурившись зло.
– Похоже, бабка ставила не на меня. Вот ведь…
Какое‑то смачное слово, явно далекое от рамок цензурности, прорычал он сквозь зубы, совсем неразборчиво.
