Бремя неспящих

Он не жалел, что прожил жизнь именно так. Пусть он убийца, пусть далеко не всегда статус его жертв соответствовал его прозвищу – Робин Гуд. Метко стрелять – единственное, что он умеет. В мирное время он мог делать только это. Но боже, как хочется курить!..

Он встал на правое колено, не слишком близко к окну. Приблизил окуляр прицела к глазу, ощутив кожей резиновый холодок наглазника. В прицельной сетке он увидел, как рядом с голубятней две жирных, здоровенных вороны клевали тощую галку. Одна ворона держала жертву клювом за крыло, не давая взлететь, а другая с каким‑то человеческим ожесточением била галку по голове, спине, крыльям. Галка безуспешно пыталась вырваться и истошно орала.

Животные всё больше становятся похожими на людей. Он медленно повёл СВД в сторону. А вот и объект. Демисезонное длиннополое пальто, широкополая шляпа, надвинутая на глаза, но не настолько, чтобы нельзя было разглядеть лица. Смотрит на потасовку птиц.

Снял винтовку с предохранителя. Несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, концентрируясь на цели. Объект что‑то почувствовал – он снял тёмные очки и поднял голову. Прицельный угольник находился меж белёсых бровей, точно над переносицей необычно правильной, «греческой» формы носа. Их взгляды пересеклись.

Снайпер вдохнул, задержал дыхание и плавно нажал на спусковой крючок.

 

 

ГЛАВА 1

 

Греция, Марафон.490 г. до Р. Х.

 

 

В просторном шатре, кроме десяти греческих стратегов и полемарха Каллимаха, никого не было – даже рабов. Атмосфера накалялась – пять военачальников проголосовали за то, чтобы атаковать персов, и пять – против. И теперь всё зависело от голоса полемарха.

Со своего деревянного походного кресла поднялся стратег Мильтиад – человек из богатого рода, который, будучи афинским гражданином, в своё время владел княжеством вне родины. В стране варваров – во Фракии – он близко познакомился с персами. Однажды Мильтиаду, как правителю фракийского Херсонеса и подданному персидского царя Дария, даже пришлось участвовать в скифском походе Дария. Позже он бежал от мидийского царя в Афины, прихватив с собой пять триер сокровищ.

Мильтиад вышел с Каллимахом из шатра. Лагерь эллинов был разбит перед входом во Франскую долину, у священной рощи Геракла. Воины, афиняне и подошедшие на помощь платеяне, томились в ожидании.

Мильтиад немного помолчал, глядя в глаза полемарху.

– Выслушай меня внимательно, Каллимах, и потом хорошо подумай, – твёрдым голосом, жёстко начал стратег. – Сейчас судьба Афин находится в твоих руках. С тех пор как существует наш город, ни разу не подвергался он столь серьёзной опасности. Ежели афиняне покорятся мидянам, то участь их решена. Если же мы одолеем персов, то Афины станут самым могущественным городом в Элладе… – Мильтиад прервался и посмотрел в сторону гор. – Я верю, что если мы сразимся с врагом, то одолеем его, ведь есть же божественная справедливость. Присоединись ко мне, Каллимах, и твой родной город будет свободен. Если же ты против… Выбирай.

Полемарх думал недолго – он лишь слегка кивнул в знак согласия.

– Спасибо тебе, Каллимах, – просто сказал Мильтиад.

 

Лакедемонянин Каллон и фиванец Аристокл лежали в тени могучего ветвистого дуба, в некотором отдалении от других воинов. На траве рядом с ними лежали доспехи и оружие.

Каллон потянулся, вытянув вверх длинные, толстые, удивительно мускулистые руки. Вся фигура спартанца поражала своей мощью – мышцами и поистине исполинским ростом он не уступал самому Гераклу. Чертами лица он отличался от эллинов – нос не такой правильный, с горбинкой, довольно широко посаженные тёмно‑карие глаза; волосы гораздо темнее, нежели у белокурых греков; окладистая борода напоминала ассирийскую.

– Разрази меня Арес, я больше не в силах терпеть эту скуку! – оглушительный низкий голос был под стать телосложению воина. – Если будет так продолжаться, я затащу в эту прекрасную рощицу какого‑нибудь прелестного рабчонка! – Каллон хохотнул всегдашним своим густым смешком.

Лежащий с закрытыми глазами, заложив руки за голову, Аристокл никак не отреагировал на шутку. Впрочем, это была не совсем шутка – спартанец мог выкинуть и не такое.

– А собственно, что я тут делаю? К чему мне биться за чужой город? Какое мне вообще дело до людских страстей? Ладно ты, Аристокл, ты ещё почти человек, а я… – Каллон задумчиво охватил огромной ладонью бороду. – Наверное, я просто не могу жить без войны, без звона мечей, запаха крови… Аристокл! я с кем беседую? Я ж знаю, что ты не спишь, – лакедемонянин усмехнулся и дёрнул сотоварища за хитон. – Что ты ходишь, как в воду опущенный? Радуйся, у тебя вечность впереди!

– По мне такая вечность хуже смерти, – глухо отозвался фиванец, не размыкая век. В отличие от лаконца, он обладал типичной эллинской внешностью: безупречный нос, образующий с высоким лбом прямую линию, голубые, почти прозрачные глаза, слегка вьющиеся светло‑русые волосы и бородка. – Хуже самой страшной смерти.

– Опять ты за своё, Аристокл! Говорю тебе, привыкнешь, потерпи немного, – сказал Каллон и на той же ноте продолжил: – А хочешь, забавку расскажу? Только сегодня услышал. Возвращается Гера с прогулки на Олимп и видит: Зевс на супружеском ложе Артемиду охаживает…

Между тем в лагере началось оживление. «Сражение! Будет сражение! Решено дать бой!» – раздавалось то здесь, то там.