Бремя неспящих
Лакедемонянин неопределённо усмехнулся.
– С удовольствием, Аристокл. Я привык получать от жизни удовольствие, ещё когда был человеком. Это было очень давно.
– И ты называешь это жизнью?
– Знаешь что, Аристокл, давай‑ка освежимся, – сказал лаконец, встав и сбросив хитон. – А потом побеседуем на эту тему. – Разбежался по мелководью и плашмя плюхнулся в воду, словно кусок скалы. Фиванец, немного подумав, последовал его примеру.
Выйдя на берег, Каллон извлёк из‑под своего щита две смены одежды – два хитона и два гиматия.
– А ты запасливый, – молвил Аристокл, принимая одеяние.
– Конечно, – деловито откликнулся Каллон.
– Прогуляемся? – спросил лакедемонянин, облачившись в простой льняной хитон и серый гиматий с золотой пряжкой на правом плече; Аристоклу достался гиматий светло‑жёлтый.
Друзья медленно пошли вдоль залитого лунным светом берега, прочь от места битвы.
– Сегодня я ухожу из Аттики, – сказал Каллон. – Советую тебе сделать то же самое. И лет пятьдесят‑сто здесь не появляться.
– И куда направишься?
– Не знаю ещё. Может, на Крит. Или на Лесбос, – лаконец хмыкнул. – Посмотрю, какие там женщины неприступные.
– Перед тобой точно не устоят, – заметил Аристокл. – А я, пожалуй, вообще из Эллады уеду. Куда‑нибудь подальше.
– Слушай, фиванец, напоследок я ещё раз хотел бы поговорить с тобой, – серьёзно, растягивая слова, произнёс Каллон. – Я многому тебя научил, многое рассказал. Ты спрашиваешь, как с этим жить? По‑моему, надо просто жить. Не мы это выбрали, мы стали ламиями не по своей воле – такова наша судьба. Да, так уж получилось, что мы не люди, нелюди. Да, чтобы существовать, мы должны пить кровь. Иногда мы вынуждены убивать – или убьют нас. Но подумай, сегодня было убито несколько тысяч человек. За что? Зачем? В сущности, мы не очень отличаемся от…
Спартанец остановился и замер.
– В чём дело, Каллон?
– Тихо! – резко прошептал гигант. Посмотрел на море, назад, в сторону Марафонского мыса, а потом на горный склон, поросший сосняком.
– Показалось, – сказал он. – Ладно, Аристокл, здесь наши пути расходятся. Мне в другую сторону. Запомни одно: комар не может не пить кровь, волк не может не убивать. Прими это – или тебе будет очень тяжело. И ещё: самоубийство будет мучительным и не обязательно успешным, – Каллон положил могучую ладонь на плечо товарища. – Может быть, ещё увидимся. Прощай, фиванец.
– Прощай, лаконец.
Великан развернулся и пошёл обратно, в сторону мыса Марафон.
– Каллон! – окликнул его Аристокл.
Лакедемонянин остановился и обернулся.
– Закончи забавку.
– Да не смешная она совсем, если честно.
– Всё равно расскажи.
– Хорошо. Смотрит Гера на непотребство, и говорит: «Ты что же, Зевс, вытворяешь?!» Зевс отвечает: «А я музицирую».
– И вправду несмешная, – помолчав, молвил фиванец.
– А я что говорил? Хайре, Аристокл!
О чём‑то размышляя, фиванец долго смотрел вслед удаляющемуся собрату. Он успел привязаться к нему и понимал, что нескоро встретит близкую душу. Внезапно мозг Аристокла обожгло чувство тревоги. Он инстинктивно дёрнулся в сторону, и стрела пронзила его левое плечо.
ГЛАВА 2
Россия, Москва. 1999 г.
Аристокл уже в который раз перечитывал скупые строчки, тщательно выведенные её безупречным каллиграфическим почерком. Письмо было написано на сложенном пополам листе превосходной мелованной бумаги, чёрными чернилами; по стародавней привычке сбрызнуто парой капель духов.
Viens, dès que tu pourras. L’adresse ancien. J’ai besoin fortement de ton aide. Tu m’es nécessaire, comme jamais.[1]
Ни подписи, ни даты.
Надо ехать. Если она так пишет, значит, действительно случилось что‑то серьёзное. Что именно? Аристоклу лишь оставалось теряться в догадках.
[1] Приезжай, как только сможешь. Адрес прежний. Я сильно нуждаюсь в твоей помощи. Ты мне нужен, как никогда (фр.).
