Бремя неспящих

Держа в руках письмо Аннабель, он сидел на скамейке под сенью краснеющего клёна. Позади него, метрах в пятнадцати, располагалась детская площадка, откуда доносились громкие детские крики. Аристокл не любил детей, как, впрочем, не любил взрослых и нелюдей. Дети каждый раз заставляли его особенно остро почувствовать своё ущербное бессмертие; это ужасное состояние, к которому он так и не смог привыкнуть более чем за две с половиной тысячи лет. Многие десятки поколений на его глазах взрослели, вырастали и умирали. Умирали, унося с собой свои страсти, страхи, стремления. На смену одному поколению приходило другое, со своими стремлениями и своими страхами. Аристоклу были чужды и их страхи, и их стремления. Основное стремление человека во все времена заключалось в том, чтобы обессмертить себя – тем или иным способом. Основной страх – страх смерти. Аристоклу не надо было заботиться о бессмертии – он и так был практически бессмертен. И при желании мог бы жить до скончания мира – уединившись, допустим, где‑нибудь в лесной глуши и питаясь кровью животных.

Искал ли Аристокл смерти, прекращения своего существования, или, как выражался он сам, небытия?.. Хотел ли он перестать быть? И да, и нет. Фиванца неизмеримо тяготило такое существование – он не был человеком, но так до конца не смог стать и вампиром. Эта раздвоенность была невыносима.

Вампиры, или неспящие, как они сами себя называют, начисто лишены человеческих чувств и ощущений. Они могут заниматься сексом – но не могут получать удовольствие. Могут употреблять спиртное – но не могут опьянеть. Могут делать вид – но не могут любить. Единственное доступное им удовольствие – питие человеческой крови – удовольствие совершенно не человеческое, не сравнимое ни с человеческим сексом, ни с употреблением наркотиков или алкоголя.

К Аристоклу подбежал светловолосый ребёнок лет пяти, с букетом жёлто‑красных листьев. Мальчик восторженно, беспричинно улыбался – как могут улыбаться только дети.

– Дядя, смотрите, какие красивые листья! Правда?.. Ведь правда красивые?

Аристокл оторвался от письма и непонимающе посмотрел на мальчика сквозь непрозрачные стёкла солнцезащитных очков – он почти никогда не снимал их, даже ночью.

– Да, мой юный друг, это действительно очень красивые листья, – задумчиво проговорил неспящий, собравшись с мыслями.

– Это вам, – мальчик протянул ему букет.

Немного поколебавшись, Аристокл всё‑таки принял наивный, бескорыстный подарок.

– Спасибо, мой друг.

Мальчик некоторое время серьёзно смотрел на странного дядю, одетого в чёрное – плотно застёгнутое пальто, брюки, шляпа, очки. Потом опять беззаботно заулыбался и побежал на площадку.

Сунув письмо во внутренний карман пальто, Аристокл поднялся со скамейки. Хотел было выбросить листья, но остановился. Всё‑таки, подарок. Да, он так и не смог до конца изжить в себе человека. За все эти без малого двадцать шесть веков. Фиванец усмехнулся, и листья полетели в урну…

 

Направляясь в сторону своего убежища, Аристокл обдумывал план действий. Прежде всего, необходимо сделать новый российский паспорт. И паспорт заграничный. После этого купить ближайший билет на Лондон. При перелёте проблем возникнуть не должно. А там будет видно.

Вечерело. Аристокл быстрым шагом перешёл через железнодорожный мост, привычно поднялся на довольно крутую глинистую горку. Углубившись в маленький лесок, вскоре оказался у развалин бывшего монастыря. В своё время это был большой монастырь со своими полями и угодьями, где Аристокл, в конце 18 века, пребывал несколько лет – теперь же от него остались лишь безымянные руины.

Лаз, ведущий в монастырские катакомбы, находился в некотором отдалении от развалин, меж корней старого неохватного дуба, теперь уже наполовину засохшего. Люди сюда заходили редко, но на всякий случай Аристокл огляделся вокруг. Смёл ногой слой опавших листьев, снял с крышки лаза нарезанный небольшими прямоугольниками дёрн. Взялся за кольцо и с силой потянул вверх; тяжёлая, проржавевшая крышка с натужным скрипом поддалась с третьего раза. Закрыв за собой крышку и оказавшись в кромешном мраке (Аристокл, как и остальные вампиры, благодаря экстрасенсорным способностям мог свободно ориентироваться в полной темноте), он спустился вниз по железной лестнице, оказавшись в низкой, в человеческий рост, галерее. Эта подземная галерея огибала монастырь по периметру, имея множество ответвлений. Стены и потолок были укреплены просмолёнными деревянными подпорками, но в настоящее время почти все они сопрели. Земля обваливалась, и от когда‑то длинных, разветвлённых катакомб осталась лишь незначительная часть.

Пройдя несколько десятков метров и свернув в сторону, Аристокл очутился в тесной каморке, облюбованной им для убежища. Здесь он наконец зажёг толстую парафиновую свечу, слабый огонёк которой осветил убогую обстановку: старинный, обитый медью сундук, на котором стояла свеча, три стопки книг, дубовый гроб с чуть наискось сдвинутой крышкой – больше Аристоклу ничего не требовалось.

Аристокл присел на краешек гроба и вновь достал письмо Аннабель.

Я сильно нуждаюсь в твоей помощи.

Аннабель никогда не просила помощи. Это была сильная и волевая неспящая. Гораздо более сильная, нежели Аристокл, несмотря на несоизмеримый возраст. Она училась и приобретала навыки намного быстрее, чем он. А теперь просит помощи.

Он встал, подошёл к сундуку и поднёс письмо к пламени свечи. Бумага нехотя занялась, постепенно разгораясь всё сильнее. Аристокл отпустил охваченный огнём лист, и он, медленно колышась в спёртом воздухе, опустился на глиняный пол. От письма остался лишь пепельный остов, который Аристокл растоптал подошвой ботинка.

Приезжай, как только сможешь.

Он приедет. Аннабель была для него больше, чем просто сотоварищ. Она значила для него очень много. Она была для него не просто существом, которое он знал три столетия, она была для него человеком, Аннабель была его женщиной. И если её не станет, его существование окончательно потеряет всякий смысл.

Аристокл снял с сундука свечу и поставил её на пол. Откинул крышку. Три ненадёванных плаща, три костюма‑тройки, десять сорочек, несколько пар носков и одинаковых ботинок (нижнего белья он не носил за ненадобностью) – всё исключительно чёрного цвета. Сверху лежали деньги – отдельными пачками доллары, евро и рубли. Шкатулка чёрного дерева – подарок Аннабель; в ней хранились драгоценности, дающие средства к существованию (последний раз Аристокл попробовал работать лет сто тому назад, и ничего хорошего из этого не вышло).

Аристокл взял в руки шкатулку. Провёл пальцами по крышке, инкрустированной рубинами и изумрудами (смарагд был любимым камнем Аннабель).

Ты мне нужен, как никогда.